"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

Пьяная Аксинья ткнула в сторону Кати. – А я тебя видела, когда сообщили мне. И менты мне сказали: в крови отца ваш сын с ног до головы. До смерти не забуду. Я ужаснулась: кого я родила в муках на свет? Дитя или мутанта? Адское отродье? И немудрено, учитывая обстоятельства твоего появления на свет, Сима.

– Обстоятельства? – Катя решила вмешаться в дикий диалог матери и сына. – Откройте сыну их.

– Его отец… Гена мой, меня ж изнасиловал, – выпалила Аксинья Елисеева.

– Мама! – ахнул Симура.

– На корпоративе новогоднем. Напоил меня шампанским, дуру, девчонку. Предложил отвезти домой на тачке. Джип-то наш помнишь, сынок? Мне бы, идиотке, поостеречься: он меня и в офисе часто зажимал, трогал. За грудь хватал, в лифчике соски щупал. Домогался меня. Но стояла новогодняя ночь, петарды рвались в сугробах… Башка моя кружилась от шампанского, я согласилась. А Гена меня прямо в джипе, где тебя потом в детское кресло сажал, на заднем сиденье изнасиловал. Залетела я от него. Не желая родила тебя, убийцу!

– Врешь! – Симура побледнел. Он повысил голос: – Мне тетка совсем иначе ваше знакомство описывала. Отец тогда с бабой Раей сожительствовал. Годы их связь тянулась. А тебе замуж за него самой хотелось, назло твоей матери!

– О, сынуля! Тебе тетка Света в постели и не то еще про меня на ушко нашепчет. Я желала выскочить замуж за Генку-цыгана? Любовника матери?! – Пьяная, почти потерявшая над собой контроль Аксинья – мать, женщина, вдова – подбоченилась: – Мне было девятнадцать лет. Я танцами в Тарусе занималась. Танго, вальс… Я выиграла областной конкурс красоты. А твой папик – лысый, с брюхом, жаба жабой! Скопидом! Если бы не залет… не ты в моем животе, чертов зародыш, я б на него и не глядела даже. За мной парни ухлестывали вроде этого красавца, под два метра! – Аксинья ткнула пальцем в Гектора, хранившего молчание. – Добивались моего внимания! Увивались за мной! Жениться предлагали!

– А ты в отца влюбилась. И ты его бешено ревновала, – не отступал Серафим. – Ты на моих глазах на него с ножом кухонным из ревности бросилась! И когда мы с ним от тебя сбежали в дом Тиграна, ты за нами бросилась следом! Отца «изменщиком» обзывала, прикончить грозилась. И ты…

– Ну, что я?

Стоп. Катя замерла. Истерика, хвастовство Аксиньи… их вдруг как будто ножницами отрезало. Аксинья словно разом протрезвела. Короткий вопрос задан сыну ледяным тоном.

– …это ты его убила, – тихо произнес Симура.

– Гадина… отморозок… меня, мать родную… при посторонних смеешь обвинять… – Аксинья сжала кулаки и шагнула к сыну.

– Отец тебя бросил! Разводился, а ты его отдать другой женщине не могла. Ты его убила. Я часто размышлял, повзрослев… Облить горючкой – только ты способна… никто больше. Явилась на Кручу… и расправилась с ним.

– Сволочь ты! – заорала Аксинья. – Правильно мы с матерью от тебя, твари лживой, тогда отказались! Не захотела я с тобой больше дела иметь. Ты меня в убийстве обвиняешь… Подонок! Ты сам его убил на Круче! Он ведь довел тебя. Ты забыл про его издевательства? Давил он тебя дома, словно червя, да, видно, мало! И на Круче, куда вы вдвоем от меня скрылись, он над тобой изгалялся. Наверняка воспитывал тебя, пьяный, уму-разуму учил. Он ведь обожал всех учить, давить, командовать! Он лупил тебя. А ты ему отомстил. Подкараулил его сонного!

– Отец меня не бил. Мы с ним рыбачили. Поймали сома. Я его вез в лодке в брезенте. – Симуру всего трясло от волнения. – Тебе отлично известно: отец на меня никогда руку не поднимал. Он и на тебя руки не поднимал! И с бабой Раей всегда вежливо обходился. А она его еле терпела. Я в ее глазах читал злость. Отец при мне лишь однажды сорвался на твою подругу.

– Евдоха меня тогда защищала. Она всегда стояла за меня, а не за Генку с Арькой!

Катя вновь насторожилась: в бедламе семейного скандала внезапно мелькнул призрак Ариадны Счастливцевой, исчезнувшей без следа. И возник новый фантом – некая Евдоха, подруга Аксиньи.

– Помнишь Евдоху? – продолжала Аксинья. – Генка ей врезал, клыки передние почти выбил. Я ее в ванной у нас дома умывала, вся раковина в крови… А ты, поганец, глазел. А потом уполз наверх решать свои задачки по математике. Хоть бы посочувствовал. Я Евдоху таблетками от боли пичкала, а ты улыбался, созерцая ее лицо перекошенное, синячищи ее… Ты ж сострадания к людям не ведаешь. Евдоха, подружка моя, Генку тогда засудить могла за побои, посадить в тюрягу. Она меня пожалела, я ее на коленках молила не вмешивать ментов… А ты, гаденыш, вырос и нанял себе бывших легавых и сейчас при них смеешь меня, мать, обвинять в убийстве! Еще слово вякнешь – я тебя прокляну!

– Мать!

– Прокляну! – Аксинья на нетвердых ногах приблизилась к сыну. Заглянула ему снизу в глаза. – Ну? Рискнешь?

Симура молчал. Его мать тоже. Бешено лаяли псы в клетках.

Катя почти жалела об их с Гектором участии во всем происходящем…

– Пошел вон, говнюк! – властно, совсем трезво приказала Аксинья Елисеева сыну. – И своих знакомцев забирай. Не то я на вас собак спущу. А посмеешь со Светкой, теткой – любовницей своей, затеять дележку нашего дома по суду с адвокатами, явлюсь в Москву. Сердце из груди вырву и ей, гадине ненасытной, и тебе – выродку. Убийце!

Глава 13

Дом ведьмы. Странности начинаются

Выгнанные взашей, Катя и Гектор за воротами негостеприимного дома Елисеевых хранили молчание. Серафим вытер рукавом байкерской куртки глаза. Слезы или пыль дорожную смахнул? У него зазвонил мобильный, он глянул на дисплей – искаженные черты его лица разгладились. Он отошел в сторону. «Завтра вернусь, – донеслось до Кати и Гектора. – И я по тебе сильно скучаю. Но мне необходимо задержаться… Целую… твои сладкие губы… И еще ты знаешь где».

Возбуждение, юношеское нетерпение, нежность… Кате невольно сразу пришли на ум слова его матери Аксиньи про тетку-любовницу. Светлана Елисеева – сколько же ей лет? Правда, она не родная сестра его отца, а троюродная, разница в возрасте у них с братом может оказаться солидной. Но она в оные времена опекала еще старшего сына Елисеева Тимура, погибшего при невыясненных пока обстоятельствах, и вроде соблазнила его, по обвинениям Аксиньи. Неужели и двадцатидвухлетний Симура – звезда кафедры теории чисел – попал в ее сети? Аксинья, пусть и пьяная, яростная, неистовая в своей озлобленности, но она им сейчас не лгала про сестру бывшего мужа. А Симура в