Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

class="p1">Мещерский смотрел в сторону высотных зданий. Внизу у их подножий копошились десятки людей в костюмах химзащиты, возле закрытого «Афимолл-Сити» были развернуты полевые лаборатории и исследовательские станции.

Но нечего было исследовать. От Тефиды остался лишь пепел.

Обугленная громада небоскреба «Био» – как гнилой зуб.

Башня «Эволюция» сверкает на солнце, подобно айсбергу, осколками стекла.

– У Рюрика не будет могилы, – сказал Мещерский. – Вот его мавзолей.

Катя смотрела на великую гарь, и ей тоже не верилось, что она – свидетель всему. Но ведь следствие по делу продолжалось, а протоколы и результаты экспертиз имеют особенность убеждать в том, что все случившееся – реальность. Не сон.

Когда подошла Ева Ершова, они просто почувствовали – вот она тут, в толпе, и оглянулись.

Не в деловом костюме училки-биологини, не в бронежилете и куртке с логотипом ФСБ, а в джинсах и худи из фиолетовой фланели с капюшоном… без пистолета, без очков, без своей сумки Ева выглядела как обычная любопытная молодая горожанка, пришедшая глянуть на место небывалых происшествий.

Она вела за собой велосипед. И Катя подумала – и нам пора пересаживаться на велики!

Ева подошла и кивнула им, как старым знакомым, и тоже молча стала смотреть на Запретный город.

Кате хотелось спросить у нее тысячи вещей: как, что, почему, откуда.

Но спросила она ее лишь об одном – и не сейчас, а раньше, в кабинете Гущина:

– Когда вы узнали, что Август Долгов вовсе не Август Долгов?

– Тогда же, когда и вы, там, когда Лыков крикнул.

– Но откуда же вы узнали, где он встречается с покупателем-китайцем?

– А мы и не знали про китайца и про встречу. Просто после угона вертолета мы отслеживали его маршрут. И поняли, что Лыков летит к Москва-Сити, в самый центр города. А о нем… об Августе тогда речь не шла.

Ева не звала его настоящим именем Павел Веретенников. Возможно, они и правда там, в своей конторе, помешались на конспирации, на работе под прикрытием и даже у врагов, противников воспринимали это как должное. Профессия входит в плоть и кровь. Врастает в ДНК.

Кате чудился аромат духов «Шанель» № 19, которыми Ева однажды надушилась для него.

И сейчас этот аромат тоже…

Нет, это лишь кажется…

Или все же он есть?

Где-то там, далеко, в лабораторном зале за стеклом, рыли свои бесконечные туннели неутомимые голые землекопы.

Вася Азаров, Смайлик Герштейн на костылях и Вера на кладбище в Химках стояли у ограды, за которой появилась свежая могила с крестом, закрытая цветами, венками. «Даня, светлая память!». «Даня, царствие небесное тебе, чувак!».

В исследовательском центре новосибирского Академгородка в боксе-хранилище за стеклом из пуленепробиваемого пластика при соблюдении строжайших мер безопасности в специальной среде хранилась та часть образца Тефида, которая избежала отправки в космос на грузовом аппарате «Прогресс».

За истекшее время со дня запуска каких-то новых изменений не произошло.

Но в лаборатории все были начеку.

На мосту Катя, Мещерский и Ева Ершова (Катя так и не спросила, кто она по должности и званию в своей «конторе») не могли оторвать глаз от привычного городского пейзажа, в который так властно и безжалостно вмешалась природа.

Чуть погодя Ева достала из кармана-кенгурушки сложенный листок бумаги – компьютерную распечатку. И протянула Кате.

– Вот это есть в открытом доступе, весь Интернет гудит, обсуждают, что такого потрясающего нашел марсоход «Curiosity» на Марсе. Сначала говорили о молекулах органики, потом вообще заглохли. Вот тут написано – якобы марсоход притащил с собой бур, возможно, загрязненный земными… Помнишь, о находке в озере Восток тоже писали вот так – и про бур, и про возможное биологическое загрязнение. И про образец, природа которого пока неизвестна, но изучается. Они опять хотят удержать все в секрете. Но Тефида… она ведь сама жизнь, разве жизнь можно скрыть? Она и здесь, и там. И в нас. Она везде.

Пепел…

Ветер…

Вода…

Огонь…

Крыло стрекозы, рог быка, сок алоэ, лепесток розы, зуб акулы, капля росы, капля крови – все смешать, но не взбалтывать.

Татьяна Степанова

Девять воплощений кошки

© Степанова Т.Ю., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Глава 1

Девять воплощений. Девять жизней у кошек

Лишь песок и сухая трава, нагретая вечерним солнцем…

Песок, песок, песок, трава, трава, трава, обломки гранита, древние камни, остовы колонн.

Все, что осталось… И уже невосстановимо.

Там, в деревне за холмом, громко играет радио в магазине для туристов. Автобусная остановка с надписью на арабском и английском «Добро пожаловать в Загазиг!» пуста.

Туристические автобусы в деревушку Загазиг давно уже не приезжают ни из Хургады, ни из Каира. Путь неблизкий, да и дороги стали опасны.

Стреляют на дорогах. Война на всех границах – в Сирии, в Ливии, да и тут в Нижнем царстве о покое забыли.

Но холм, поросший травой, засыпанный песком, усеянный обломками гранитных колонн великого храма, зияющий, как ранами, ямами старых археологических раскопов, знать ничего не хочет ни о войне на границах, ни о том, что на проселочных дорогах все чаще появляются банды и грабят грузовики и фуры, нападают на полицейских.

Холм Телль-Баста наблюдает за солнцем, опускающимся за линию горизонта, наблюдает сотней глаз, прекрасных и древних.

Жук скарабей катит неутомимо и шустро вонючий шарик. Катит шарик, пятится задом, суча лапками – по песку, по склону холма, среди травы и по небу, лавируя меж редкими облаками.

Кому-то ведь пришло в голову сравнить ярчайшее ослепительное солнце с этим вот комочком навоза, что так быстро катит жук – скарабей священный!

Солнце – лишь комочек навоза. И Око Ра…

Сегодня оно на закате пугающе великолепно – не замутнено никакими сомнениями, тускло-багрово, исполнено ярости, решимости, тоски и ожидания.

Вот-вот что-то произойдет.

Что-то случится.

И солнце – комочек навоза – всевидящий глаз – это предвкушает и ждет.

На холме Телль-Баста, заброшенном и безлюдном, когда-то в незапамятные времена располагался город, славившийся великим храмом богини-кошки Бастет, которой поклонялся весь Египет.

От него ничего не осталось. Лишь прах, пыль, песок.

Но кошки… ах да, деревенские и просто бродячие… боже, сколько же их здесь? Одна, вторая, седьмая, десятая… более двадцати двух особей.

Кошки приходят сюда на закате, вспрыгивают на обломки колонн. И сидят. Долго сидят. Пережидают закат, краткие сумерки и словно растворяются в темноте ночи.

Но нет, они все еще здесь. Глаза горят, посверкивают в темноте, как угольки.

Кошки бдят. Сидят, не издавая ни звука – не мурлычат, не мяукают, не орут.

Кажется, что и друг на друга они не обращают внимания. Но зорко, зорко следят каждая за каждой. И за