Картины художника Лю Хао - Вячеслав Анатольевич Егоров

«Уф! – У Лю отлегло от души. – Сумасшествие…»

Дальше Лю ни о чем не думал, открылась входная дверь, впуская первого посетителя, затем вошел второй, третий… В это утро покупатели один за другим заходили в кондитерскую за сладостями и время словно скаковая лошадь помчалась галопом вперед не оставляя Лю ни минуты чтобы о чем-то еще думать. Но когда прошло три часа, и поток покупателей стал реже, а Ронни еще не возвращался, Лю стал беспокоиться, младший сын Суна никогда еще так долго не отсутствовал, и когда пришел сам владелец кондитерской, Лю не мог нечего ему определенного сказать. Старый Сун выглядел нахмуренным и настороженным, и Лю показалось, что отсутствие Ронни это его очередная легенда, во всяком случае, владелец кондитерской не стал подтверждать поручение младшему сыну:

– Если Ронни объявится, то пусть сразу зайдет ко мне! – Приказал Сун, и скрылся в тайной комнате.

В первый же день Лю узнал, что незаметная дверь в закутке ведет в некую комнатку, из которой шли несколько таких же дверей ведущий в разные помещения кондитерской. В одной из таких помещений у Суна был кабинет.

Еще через два часа, а Ронни все еще отсутствовал, Лю уже с нетерпением поглядывал на часы, старый Сун разрешал в полдень закрывать кондитерскую на десять минут, чтобы продавец смог быстро перекусить. Как только минутная и часовая стрелки передвинулись на цифру двенадцать, входная дверь распахнулась, и в кондитерскую вошли два господина, Лю узнал в них мистера Спотисвуда и мистера Стендлиша. Господа непринужденно заперли изнутри входную дверь и как до них мистер Чан повернули табличку с надписью «Закрыто» наружу:

– Здравствуй Лю! – Чересчур любезно воскликнул кто-то из них, Лю так еще не определился кто из них кто. – Вижу, неплохо устроился да Джим?

– Совершенно верно Джон, – произнес второй господин, – мы-то думаем, пропадает парнишка, дай, думаем, проведаем его, а он смотри ты, работает уже и в ус не дует…

– Точно, точно Джим… а кому он всем этим обязан? Не нам ли Джим? Не мы ли, не стали его мурыжить, мучить дополнительными проверками? Решили парень молодой… все понимает… и если мы ему помогли, то значит, и он нам поможет… как думаешь Джим, поможет?

– А это мы у него и спросим Джон…

Разыгранный спектакль был стандартной наработкой давних партнеров федералов и вроде бы они разговаривали между собой, но слушатель кому собственно предназначались эти слова, сразу же, проникался и настраивался на нужный лад.

– Лю… – к стойке подошел Спотисвуд, он широко и дружески улыбался. Лю наконец-то смог определил их – Джон это тот, что чуть постарше и главный, а Джим Стендиш, видимо младший, – Джим говорит, ты нам поможешь, это ведь так? – Спотисвуд не мигая, смотрел на Лю, вкупе с улыбкой его взгляд был пугающим.

– Скажи малыш, – Стендиш подошел к стойке к напарнику, – где сейчас Ронни?

Через десять минут оба мистера ушли. Им этого времени вполне хватило, чтобы в два голоса перекрестно расспросить Лю. Они, особо не надеясь, что новый работник что-то может знать, но провести разъяснительную работу, она же, агентурная проработка на предмет потенциальности прорабатываемого кандидата или как жаргонно называются эти мероприятия – застолбить делянку, федералы были обязаны. После их ухода, Лю вновь оказался в самом центре столпотворения, седьмой день седьмого лунного месяца или 4 августа этого года – традиционный китайский праздник Цисицзе восходящий к притче о Пастухе и Ткачихе, нечто похожее на День святого Валентина, в этот день от желающих купить китайские сладости не было отбоя.

Ближе к двум часам дня, когда Луна начала убывать, знаменуя собой, окончание лунного дня, небесная Ткачиха отправилась прясть свои облака, а Пастух пасти звезды, уставший Лю, уныло разглядывал пустые полки. Редкие покупатели, заскакивающие кондитерскую, видя, что ничего уже не осталось, разочаровано уходили восвояси. Старый Сун выглянув из потаенной двери, оглядев пустые полки, приказал Лю запереть входную дверь. Взмахом ладони он прервал сбивчивый рассказ Лю о визите непрошенный гостей:

– Я все слышал… Шакалы… – добавил старый кондитер, вложив в это слово все свою ненависть к этим людям. Видя невысказанный вопрос Лю, пояснил: – Эти двое родились уже здесь, они потомки китайских эмигрантов первой волны начала века… У обоих есть настоящие китайские имена… а эти их английские прозвища которыми они себя называют в желании быть американцами нисколько не сделают их ими… Только здесь они что-то значат… На своих же сородичах и делают карьеру… Будь с ними крайне осторожен Лю… А Ронни… – здесь Сун замолчал, лицо его покрытое шрамами превратилась в маску страдания. – Видимо пришло время поговорить с ним серьезно…

Лю стараясь не тревожить строго кондитера застывшего в молчаливом переживании за сына, осторожно потянулся за щеткой, он хотел подмести пол и немного прибраться в кондитерской, от посетителей осталось достаточно мусора, однако Сун остановил его:

– На сегодня все… можешь идти…

Оставшуюся часть дня Лю провел на квартире, практически бессонная ночь давала о себе знать, он решил, что сегодня уже никуда не пойдет, и вообще будет бездельничать. Первым делом в свете послеполуденного Солнца Лю придирчиво осмотрел картину, внося небольшие правки, и убедившись, что изъянов больше нет, быстрыми взмахами кисти поставил свою подпись «Тен Кун шуа» – Небесная кисть. Затем не найдя особых дел лег отдохнуть на небольшой диванчик. Размышляя об утренних событиях, на его взгляд Ронни слишком далеко зашел, ведя какие-то свои дела, не посвящая в них господина Суна. Вспоминая свою работу в ресторане дяди Хао в Гонконге, Лю думал, что ему никогда бы и в голову не пришло, обманывать своего родственника:

«Но видимо здесь, – зевнул Лю, – все по-другому… – закрыв глаза, Лю мысленно перенесся в прошлое, он вспомнил свою учебу в университете, своих друзей: – Как там Бань, Ли, Вэй? – Засыпая, думал Лю, – нужно будет еще раз позвонить в Гонконг… Узнать про дядю Хао…» – В итоге Лю уснул с мыслями, что завтрашний день развеет неопределенности и принесет новые возможности…

Громкий стук в дверь рывком вырвал Лю из объятий сна. Секунду, не соображая еще, Лю неожиданно охватил озноб, что-то тревожное и нехорошее почудилось ему:

– Лю открой! – Раздался встревоженный крик за дверью. – Это я – Ронни! Скорее! Ну же!

Лю с трудом узнав искаженный от крайнего волнения голос младшего сына господина Суна, открыв дверь, и Ронни тут же бросил ему на руки какой-то пакет:

– Спрячь! – Звенящим от напряжения шепотом прошипел он, и стремглав помчался