Отстойник душ - Денис Нижегородцев

— Так точно, ваше вашество. Дети по лавкам, жена тоже при деле.

— Я и не знал, что у тебя жена, дети.

— Кого только у меня нет, — отшутился камердинер.

— Ясно. А мне, похоже, предстоит серьезный разговор с начальством. А там и до «Бутырки» недалеко… — в этот момент попаданцу так хотелось поделиться с верным Каллистратом своей историей и рассказать во всех подробностях о перемещениях во времени, но все-таки он сдержался.

— Типун вам на язык, ваше вашество. Паниковать точно не стоит, пока что. Вы же сами говорили, что лучше обождать, все и образуется.

Ратманов усмехнулся, вспомнив, как давал подобный совет самому Каллистрату. И нищий дворник, воспользовавшись его мудростью, жил теперь в комфорте и с любимым хозяином.

В службе эвакуации пропавших во времени таких, как Георгий, называли донаторами по отношению к таким, как Каллистрат. Донаторы помогали пока еще непризнанным гениям и просто перспективным людям разобраться со своими проблемами, чтобы побыстрее сделать открытие, написать книгу, победить в войне и так далее. Официально вмешиваться в ход истории агентам СЭПвВ строго запрещалось, но на донаторство почему-то закрывали глаза, а по-простому говоря, нарушали собственные инструкции, когда и где считали необходимым. И это была одна из главных претензий попаданца к работе службы вообще, он считал их позицию по поводу вмешательства либо невмешательства в исторические процессы лицемерной.

А Каллистрат, конечно же, не был ни Пушкиным, ни Ломоносовым, ни даже нижегородским миллионером Бугровым[30], которому когда-то, в начале XIX века, помог встать на ноги Двуреченский…

— Ты знаешь, — задумчиво произнес попаданец, — иногда мне кажется, что я играю в игру, правила которой не понимаю.

— Все мы, ваше вашество, играем в игры, которые не всегда понимаем, — мгновенно нашелся что ответить слуга. — Но важно не терять надежду. Ваша судьба еще не решена.

— Ты знаешь о моей судьбе больше, чем я, — усмехнулся Ратманов.

— Я знаю только то, что ничего не знаю[31], — парировал Каллистрат.

— Ух ты. И кто же это сказал? — напоследок решил проверить «деревенского недотепу» Георгий.

— Не знаю, ваше вашество. Какой-то чудак, не иначе.

— Да-да, чудак…

Каллистрат умел найти ободряющие слова. И даже в той непростой ситуации, в какой оказался вчерашний герой нации Георгий Константинович Ратманов, появилась нотка позитива.

4

Впрочем, ничего хорошего впереди у Ратманова не просматривалось. Полный тревожных мыслей, он ехал не на службу, а в место службы, где его ожидали новые допросы вкупе со старыми вопросами, на часть из которых он не мог дать правдивых ответов. Окружающие тоже словно почувствовали это. Вот Кошко хмуро посмотрел на него из окна своего кабинета. А вон и Тищенко решил не здороваться с сослуживцем и как черт от ладана метнулся от Георгия на другую сторону проезжей части.

В соседнем с Кошко кабинете уже сидел офицер Дворцовой полиции Скляров. И вновь спрашивал одно и то же касательно покушения на императора 27 мая сего года. Словно только и ждал, когда попаданец оступится и допустит оговорку, хотя бы даже от физической невозможности всякий раз повторять показания слово в слово.

— Господин Ратманов, наш разговор здесь окончен, — офицер особо акцентировал внимание на слове «здесь». — Мы приказываем вам следовать за нами. У нас указание от Его Императорского Величества и все необходимые бумаги.

Ратманов сглотнул: «Началось… “Бутырка” или “Матросская тишина”[32]?»

В коридоре его провожал взглядом злой на весь мир Аркадий Францевич. Он даже отвернулся, чтобы не ляпнуть лишнего. А потом возвратился в свой кабинет и хлопнул дверью.

Впрочем, обошлось без наручников — хотя бы за это спасибо. Полного унижения перед сослуживцами удалось избежать.

Затем Скляров со товарищи посадили чиновника для поручений в автомобиль! «Неплохо живет Дворцовая полиция, у нас таких нет», — подумал про себя Георгий.

И повезли в сторону Бутырской тюрьмы. «Если повезет, попрошу камеру с видом на солнечную сторону», — горько пошутил про себя попаданец.

Однако автомобиль Дворцовой полиции миновал тюремный замок, как будто бы демонстративно объехав его кругом, и доставил сыщика на расположенный по соседству Савеловский вокзал. «Это как понимать?» — подумал Георгий. И даже попытался навести справки у молчавшего всю дорогу, по-видимому, не расположенного к общению Склярова:

— Павел Иванович, скажите же, наконец, куда меня везут?

— Не скажу, — лаконично ответил тот, но потом все же добавил: — У меня приказ.

А следом попаданца вместе с тем же молчаливым Скляровым посадили на поезд Москва — Санкт-Петербург, один такой ходил тогда и от Савеловского вокзала.

«Хорошенький приказ — не разговаривать с героем России, — не без иронии подумал Жора. — Хоть бы сканворды выдали, что ли… Или их еще не изобрели? А то боюсь, что дуба дам не от обвинений в надуманных преступлениях, а от скуки. Что я буду делать с этим Павлом Иванычем всю дорогу? Сколько там часов[33] ехать?»

Впрочем, Скляров оказался довольно легким попутчиком. В том смысле, что большую часть дороги сидел на пятой точке ровно и молча смотрел в окно. В какой-то момент Жоржик даже перестал обращать на него внимание. Зато с удовольствием принялся разглядывать завораживающие пейзажи за окном. Бурлаку всегда нравилась природа средней полосы. Он с трудом переваривал и берег турецкий, и душную Среднюю Азию, и суровую Сибирь. А когда посмотрел на березки, строчки из Есенина пришли на ум сами собой:

— Белая береза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

На пушистых ветках

Снежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой…

— Ратманов! — недовольно осек его Павел Иванович.

— Ратманов, — согласился Жора. А его собеседник так больше ничего и не сказал.

«А Есенин, кажется, еще даже не издавался[34], — вспомнил попаданец. — Так что Скляров прав. Нечего. Еще обвинят потом в изменении хода истории!»

А за окнами показался стольный Санкт-Петербург. Эх и красивущий он был в год 300-летия дома Романовых! Хотя и сейчас ничего. Но тогда! Георгий смотрел во все глаза, чем умудрился немного удивить даже спокойного как удав Павла Ивановича.

«Ну, с Богом! “Кресты”, “Петропавловка” или дом на Шпалерной[35]? Время покажет.» — подумал Ратманов и вместе со своими соглядатаями вышел с Николаевского вокзала. Обычно тусклое петербургское солнце слепило беспощадно, знаменитое низкое небо нависало, как ему и положено. Но Георгий как будто даже был больше счастлив, нежели несчастен. Еще бы, экскурсия в дореволюционный Петербург, да за казенный счет!

5

Однако ни одна из знаменитых петербургских тюрем не