Все рассказы об отце Брауне - Гилберт Кийт Честертон

— Вот черт! — по-простецки выругался Мандевиль. — Реклама — вещь хорошая, но такой рекламы нам не нужно. Есть у нее подруги или друзья? Хоть кто-нибудь, кто мог бы на нее повлиять?

— Джервис считает, что единственный, кто сможет с ней справиться — это ее духовник, который живет за углом, — ответил Рэндалл. — А чтобы она не удавилась на одежной вешалке, я решил, что за ним лучше послать. К нему отправился Джервис… А вот, собственно, и они.

В конце проходящего под сценой коридора появились еще две фигуры. Одна принадлежала Эштону Джервису, добродушному человеку, обычно игравшему злодеев, но в тот вечер уступившему эту почетную миссию курчавому юноше с орлиным носом. Другая, низенькая и округлая, одетая в черное — отцу Брауну, священнику из церкви за углом.

Отец Браун, похоже, воспринимал происходящее совершенно естественно и даже обыденно, словно его вызвали разобраться в странном поведении прихожанки вне зависимости от того, считали ее паршивой овцой или лишь заблудшей овечкой. Однако казалось, что он скептически относится к намекам на самоубийство.

— Полагаю, у нее была причина, чтобы так разозлиться, — сказал он. — Кто-нибудь знает, что именно произошло?

— Думаю, ее не устроила роль, — предположил пожилой актер.

— Их никогда ничего не устраивает, — проворчал мистер Мандевиль. — А я думал, что моя жена проследила за распределением ролей.

— Могу лишь сказать, — довольно усталым тоном ответила миссис Мандевиль, — что я отдала ей, на мой взгляд, лучшую роль. Это же то, к чему стремятся бредящие театром молодые женщины, разве нет? Сыграть красивую юную героиню и выйти замуж за молодого красавца под шквал букетов и гром аплодисментов с галерки. Актрисы моего возраста, естественно, должны уйти на второй план и играть респектабельных матрон, чего я безукоризненно и держалась.

— Сейчас будет чертовски неудобно на ходу менять роли, — заметил Рэндалл.

— Об этом и речи быть не может, — твердо заявил Норман Найт. — Ведь я едва ли мог бы сыграть… Но, впрочем, сейчас уже слишком поздно.

Отец Браун протиснулся вперед и стоял, прислушиваясь, у запертой двери.

— Ничего не слышно? — нетерпеливо спросил директор театра и добавил, понизив голос: — Как вы думаете, она могла наложить на себя руки?

— Кое-какие звуки есть, — спокойно ответил отец Браун. — Судя по ним, я склонен полагать, что она бьет окна или зеркала, возможно, ногами. Нет, не думаю, что есть опасность того, что она покончит с собой. Битье зеркал ногами — очень необычный пролог к самоубийству. Будь она немкой, уединившейся с целью поразмыслить о метафизике и мировой скорби, я бы всецело был за то, чтобы взломать дверь. А эти итальянцы так легко и просто не умирают, они уж никак не склонны кончать с собой в порыве ярости. Кого-нибудь прикончить — возможно… да, вероятно… Следовало бы принять меры предосторожности на тот случай, если она внезапно выскочит из-за двери.

— Значит, вы против того, чтобы ломать дверь? — спросил Мандевиль.

— Против, если вы хотите, чтобы актриса у вас играла, — ответил отец Браун. — Если вы вскроете дверь, она устроит скандал и уйдет из театра. А если вы оставите ее в покое, она, скорее всего, выйдет, пусть даже из чистого любопытства. На вашем месте я бы оставил кого-нибудь покараулить у двери, а сам выждал час-другой.

— В таком случае, — сказал Мандевиль, — мы можем начать репетировать лишь те сцены, где она не занята. Моя жена распорядится насчет необходимого реквизита и декораций. В конце концов, главное происходит в четвертом акте. Начинаем немедленно.

— Репетируем без костюмов, — объявила присутствующим жена мистера Мандевиля.

— Очень хорошо, — отозвался Найт, — конечно, без костюмов. Жаль, что костюмы к этому адскому действу такие вычурные и неудобные.

— Что за действо репетируете? — поинтересовался священник.

— «Школу злословия», — ответил Мандевиль. — Может, это и неплохая литература, но мне нужны пьесы. Моя жена любит так называемые классические комедии. По-моему, в них куда больше классики, чем комедии.

В этот момент к директору, ковыляя, подошел старый привратник, известный всем как Сэм — единственный обитатель театра по ночам. Он протянул директору визитную карточку и сказал, что его желает видеть леди Мириам Марден. Мандевиль отвернулся, но отец Браун еще несколько секунд подслеповато смотрел на его жену и заметил, как на ее лице мелькнула слабая улыбка, причем отнюдь не веселая.

Отец Браун ушел в обществе актера, который его привел и к тому же являлся его другом и единомышленником, что нередко в мире кулис. Однако, идя по коридору, он услышал, как миссис Мандевиль негромко велела миссис Сэндс покараулить у запертой двери.

— Миссис Мандевиль кажется очень неглупой женщиной, — заметил священник своему спутнику, — хотя почти все время держится на втором плане.

— Когда-то она слыла интеллектуалкой, — с грустью ответил Джервис. — Говорят, она зарыла в землю свой ум и талант, выйдя за этого невежу и ничтожество Мандевиля. Знаете, у нее самые утонченные представления о театральном искусстве, однако, разумеется, ей нечасто удается заставить своего повелителя и господина взглянуть на мир в подобном свете. Вам известно, что он хотел, чтобы такая женщина играла мальчишек в пантомимах? Признавал ее талант актрисы, но говорил, что на пантомимах больше заработаешь. Из этого вы сможете составить представление о его проницательности и чуткости. Но она никогда не жаловалась. Как-то раз она мне сказала: «Жалобы всегда возвращаются к нам эхом со всех концов света, а молчание нас укрепляет». Если бы только она вышла замуж за кого-то, кто разделял ее идеалы, то стала бы величайшей актрисой нашего времени. И вправду, высоколобые театральные критики по-прежнему очень высокого о ней мнения. Однако увы, она замужем за ним.

И показал на грузную фигуру Мандевиля, стоявшего к ним спиной и говорившего с дамами, вызвавшими его в вестибюль. Леди Мириам была очень высокой, манерной и элегантной женщиной, красивой по современной моде, взявшей за образец египетские мумии. Ее темные, прямо остриженные волосы отдаленно напоминали шлем, а ярко накрашенные и выступавшие вперед губы придавали ее лицу надменно-презрительное выражение. Ее спутница оказалась очень живой дамой с некрасивым, но вместе с тем привлекательным лицом и припудренными легкой сединой волосами. Звали ее мисс Тереза Тальбот, она все время говорила, в то время как леди Мириам казалась слишком усталой, чтобы произнести хоть слово. Только когда мимо проходили отец Браун и Джервис, она нашла в себе силы сказать:

— Пьесы — сплошная скука, но я никогда не видела репетицию в обычных костюмах. Почему-то в наши дни очень трудно найти то, чего никогда не видела.

— Поэтому, мистер Мандевиль, — вступила мисс Тальбот, оживленно и настойчиво хлопая его по руке, — вы просто обязаны дать нам посмотреть на эту репетицию. Вечером мы прийти не сможем, да и не хотим. Нам хочется взглянуть на забавных людей в смешных костюмах.

— Разумеется, если желаете, я могу предоставить вам ложу, — торопливо ответил Мандевиль. — Не угодно ли вашей светлости следовать за мной? — И он повел их куда-то по коридору.