Ромштекс с кровью - Константин Штепенко

курс русского языка. По приезде сняла на год небольшой чистенький флигель, купила машину – подержанную Ниву, которую кизлярские механики тщательно перебрали, и она прекрасно бегала по местному бездорожью. Денег у нее было сравнительно немного, но она с детства привыкла к скромному быту ирландской деревни, который воспитал в ней основательность и бережливость. Она разделила деньги на две части. Одна была предназначена на ежемесячные затраты, а вторая была оставлена как резерв на случай непредвиденных обстоятельств. Джой строго следила за тем, чтобы не выходить за пределы месячного бюджета, хотя бы и пришлось несколько дней голодать. Однако до этого не доходило, так как после прошлогоднего дефолта в России курс рубля упал настолько, что она со своими жалкими по английским меркам грошами чувствовала себя вполне вольготно. Но Джой все-таки экономила по привычке, привитой ей с рождения. На чем она никогда не экономила, так это на своей работе. Машина у нее всегда была на ходу, бензина вдоволь на самые дальние поездки, походное снаряжение и все необходимое для работы было высшего качества и содержалось в порядке. В пище она была неприхотлива, и местный базар вполне обеспечивал ее скромные запросы.

Большим подспорьем для нее была работа для змеиного питомника под Махачкалой, которая прекрасно сочеталась с ее основной деятельностью. В основном приходилось отлавливать змей на заказ. С Джебом она познакомилась, когда в очередной раз привезла в Махачкалу свой улов. На этот раз это был роскошный экземпляр гюрзы, которая в этом районе встречалась крайне редко, и кроме того ей посчастливилось поймать носатую гадюку (Vipera ammodytes transcaucasiana), которая, как считалось, обитала только в Закавказье. Он подошел к ней на почтамте, когда она выходила из телефонной кабины после разговора со своим руководителем в Лондоне. Джеб отсылал какой-то пакет и, услышав английскую речь, задержался у кабинки, чтобы поговорить с ней.

– Здравствуйте. Извините за нескромность, но вы так громко говорили, что не услышать вас было невозможно. – Сказал высокий видный красавец-брюнет, который был очень похож на местного жителя, но его английский был безупречен. – Меня зовут Джеб. Я репортер из США.

– Джой. Серпентолог из Лондона. – Ответила она, протягивая ему руку. – Откуда у вас столь явный бристольский акцент?

– Я какое-то время жил в тех краях. Вообще у меня способности к языкам. Акценты ко мне прилипают как синяки к дворовому мальчишке. Вы где остановились?

– Честно говоря, я живу и работаю в Кизляре. Сюда приехала по делам, и скоро собираюсь уезжать.

– Какая жалость! Я вдруг подумал, что ваше имя принесет то, чего мне последнее время так не хватает – Радости![1] Может, вы все-таки останетесь и поужинаете со мной? А то я скоро взвою от тоски!

Он изобразил на лице такую жалкую мину, что Джой сразу поколебалась в своей решимости немедленно возвращаться в Кизляр. «Да что я как монашка, в самом деле!», подумала она, невольно злясь на себя за то, что с одной стороны она живет жизнью затворницы и не позволяет себе простых человеческих радостей, а с другой за то, что так легко готова нарушить свои планы из-за первого попавшегося красавчика, который начал строить ей глазки. «Но он не только первый попавшийся, но еще и единственный за последние полгода!» Она понимала, что ее внешность не особенно привлекает мужчин – субтильная, рыженькая, с веснушками, щедро рассыпанными по лицу, она была, как говорится, «на любителя», который появлялся крайне редко. А этот американец хоть и был так похож на местного, тем не менее, разительно отличался внутренней раскованностью и приветливостью. Он так искренне радовался встрече с ней, что ей было жалко его разочаровывать.

– Хорошо, я остаюсь! – Сказала она решительно, и тут же осеклась. – Но где же я буду спать?

– Это не проблема! – Ответил он, беря ее под руку. – Мужчине я, конечно, предложил бы остаться в моем номере. У меня зал с диваном, где я спокойно мог бы устроиться, а гостю отдал бы спальню. Но вам это, пожалуй, не подойдет, однако у них всегда есть в запасе резервный номер, который мне как старожилу легко сдадут на ночь.

– Ну что ж, если так, то я согласна. Но за номер я заплачу сама!

– Без проблем. Однако я хотел бы решить это иначе – я, как подобает гостеприимному хозяину, уступлю свой номер вам, а сам переночую в другом. Таким образом, вы не будете чувствовать себя неудобно.

– Вы настоящий дипломат и умеете находить компромиссы! Но позвольте тогда мне заплатить за ужин!

– И тут я не могу с вами согласиться! Неужто будь я гостем в вашем доме, вы стали бы требовать с меня деньги за еду?

– Нет, конечно. Но должна же я как-то по-товарищески поучаствовать в организации вечера!

– И это мы решим! Вы можете купить коньяк. В Дагестане делают очень приличный коньяк, только нужно знать, где его покупать.

– Договорились. Мне только нужно надежно припарковать машину.

* * *

За ужином Джеб окончательно очаровал Джой. Он был остроумен, изобретателен, его английский был утонченно изыскан, чего в последнее время ей так не хватало. Хотя у нее и был неплохой словарный запас, но логика русского языка была ей не всегда понятна, и ее общение с внешним миром сводилось к примитивным конструкциям на уровне сиюминутной необходимости. Она почувствовала себя так легко в его обществе, что оказаться в конце ужина в объятиях Джеба и предаваться упоительным ласкам, на которые он был так щедр, для нее стало вполне естественным. Вопрос о снятии второго номера отпал сам собой, и, проснувшись утром, она с удовольствием прислушивалась к его размеренному дыханию и ощущала волнующее присутствие его поджарого мускулистого тела.

Вскоре он тоже проснулся и продолжил с ней прерванную сном игру, а она открылась перед ним, выплеснув на него всю свою женскую ласку, так долго копившуюся в бездонном колодце одиночества.

– Вчера я так спешила в Кизляр, а теперь совсем не хочется уезжать. – Сказала она, когда они лежали рядом, разгоряченные бурной близостью.

– Так оставайся! – Сказал он с подкупающим энтузиазмом и рассмеялся. – Ты занимаешь так мало места, а приносишь так много радости!

– Не могу. Работа ждет. Да и собиралась я налегке, даже смены белья нет. Поеду. – Она сделала паузу, а потом выдохнула то, что зрело внутри робким ростком надежды. – А почему бы тебе не поехать со мной? Ты ведь все равно здесь скучаешь.

Теперь, когда прошло две недели, и смятение в ее душе улеглось, она понимала, что весь спектакль предыдущего