Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

обоим довелось увидеть в ту ночь в подвале. После паузы она продолжила: – Помните, Вадим, речь шла об Украине? Туда мы и отправимся. Там есть одно место, которое рекомендуют наши друзья, – тихое место в горах. Целебный курорт. Там мы поживем пару недель, пока он… пока мой муж не оправится окончательно от… – она махнула рукой, не в силах продолжать.

– Мы с другом целиком в вашем распоряжении, – склонил голову Кравченко.

Вот так все и произошло здесь, в Праге, на этой вилле, которую всем им скоро предстояло навсегда покинуть.

Сергей Мещерский вместе с Павлом Шерлингом смотрели в гостиной по спутниковому телевидению российский канал – в новостях сообщали о новых требованиях генпрокуратуры по экстрадиции «лондонских» и прочих «сидельцев». После фамилии Березовского сразу же была названа фамилия Шагарина.

После передачи Шерлинг начал нервно звонить в Киев. А Кравченко было поручено ехать в тот самый городок Мельник с его аэродромом – туда должен был прибыть из Киева частный самолет. Кравченко забрал Мещерского с собой. Таким образом, самое главное событие – возвращение Петра Петровича Шагарина из клиники – прошло без них. К счастью. На аэродроме с ним – живым – встретиться лицом к лицу было все же намного легче. И даже на минуту забыть про тот подвал, про ту больничную каталку и ту простыню, покрывающую нечто .

С аэродрома Сергей и позвонил Кате в Москву. Слов описать все с ними происходящее он так и не подобрал. Сказал просто, что из Чехии они через Словакию едут на Украину в Закарпатье, куда по «каким-то срочным делам посылает Вадика его босс Чугунов».

Катя подавленно молчала. Она не спросила: «А когда же вы вернетесь?» В другой раз Мещерский огорчился бы, но на этот даже был рад – по мобильнику на аэродроме под рев авиамоторов рассказать Кате всю правду было невозможно.

Глава 8

ПРИНЦЕССА-СКРИПАЧКА

После двух часов непрерывных занятий спина деревенеет, плечи наливаются свинцовой тяжестью, однако надо продолжать играть. Если прерваться, усталость окончательно победит тебя, слабость и боль в теле сломят твой дух. Надо продолжать заниматься, играть упражнения на беглость пальцев, следуя заданному ритму, оттачивать виртуозность техники исполнения. И очень скоро, как в марафоне, у тебя откроется второе дыхание. Воля и дух заставят тело, презрев усталость, снова стать послушным, покорным придатком смычка и скрипки в твоих руках.

Заниматься игрой на скрипке по четыре-пять часов в день – этого ведь совсем недостаточно, чтобы ну хоть немного приблизиться к идеалу. Для девушки в девятнадцать лет идеал вообще многое значит. Только вот одни избирают в качестве своего идеала Киру Найтли, Кейт Мосс или Кристину Агилеру, а ты – китайскую принцессу смычка Ванессу Мей, которая играет на скрипке так, что у тебя от восторга и зависти захватывает дух.

Сколько помнила себя Маша Шерлинг – дочь Павла Арсеньевича и Лидии Антоновны, она всегда играла на скрипке. В пять лет мать пригласила ей учителя игры на рояле. Но рояль маленькую Машу напугал своей громоздкостью и громким бравурным звуком. Словно черный лакированный дракон, открывал он свой зев, обнажая белые зубы – клавиши, и внутри у него все гудело, грохотало. Деревянные молоточки били по стальным струнам в его душной утробе, и казалось – только положи руки ему в пасть, только коснись зубов-клавиш, сразу и съест тебя этот злой и черный дракон-рояль.

Разочарованная, но не сдавшаяся Лидия Антоновна повела Машу в музыкальную школу и там, в кабинете директора, и решилась ее дальнейшая судьба. Перед глазами пятилетней Маши, точно волшебный сундучок, открылся кожаный футляр, в котором лежала «восьмушка» – маленькая скрипка, на которой начинали играть в детстве все будущие гении и виртуозы. Скрипка была похожа на игрушку, на вычурную деревянную фигурку и одновременно на преданного друга. Очарованная новизной впечатления, Маша коснулась ее грифа, хрупких полосатых дек, ущипнула струны – скрипочка так и просилась в руки. В крышке футляра в специальном гнездышке был укреплен маленький смычок. Тут же лежала алая бархатная подушечка на лентах – подвязывать на шею в качестве подставки. Эта подушечка, черный гриф, смычок – палочка с белым конским волосом – и решили все дело. Маленькая Маша Шерлинг объявила громко и внятно, что хочет заниматься только вот на этой «деревянной куколке с черными ушками», что лежит в футляре-кроватке, на алой подушечке, прикрытая байковым одеяльцем-чехлом.

– Это не куколка, это скрипка, девочка, а черные ушки – это колки, чтобы ее настраивать, – сказали Маше добрые строгие тети – музыкальные педагоги. – Всему этому ты скоро научишься.

В той музыкальной школе Маша проучилась три года, а затем ее перевели в музыкальную школу для особо одаренных детей. Отец, кроме этого, нанял ей частного преподавателя из консерватории. Маша несколько раз участвовала в детских музыкальных конкурсах и завоевывала на них призы. На самый престижный – Венский – она не попала по причине болезни. Во время важного отборочного тура ее буквально свалил с ног жестокий грипп. И мать Лидия Антоновна категорически запретила ей играть перед комиссией с температурой.

Вообще с годами отношение родителей к занятиям дочери музыкой менялось. «Ты что же, действительно решила посвятить себя скрипке целиком?» – осторожно спрашивал ее порой отец. Маша отвечала: «Да, папа, я так решила». Он вздыхал, качал головой. Маша знала – родители из всех профессий на свете самой престижной и хлебной считали профессию юриста. В свое время (в семье об этом ходило так много рассказов) отец даже отказался ради юриспруденции от церковной карьеры. Но навязывать своего мнения Маше он не желал – оплачивал ее занятия у известнейших консерваторских педагогов, был готов оплачивать и двухгодичный мастер-класс в Мюнхене, куда Маша должна была отправиться на учебу этой осенью.

Он вообще был хороший, добрый отец. Очень добрый.

Во время занятий у Маши было железное правило – не отвлекаться ни на какие внешние раздражители, особенно на телефонные звонки по мобильному. Их она просто игнорировала. Но этот – настойчивый и тревожный – услышала. Мелодия звонка была папина. Отец звонил из Праги.

– Машенька, это я, здравствуй, моя хорошая, – голос его был какой-то иной, не такой бодро-оптимистичный, как обычно.

– Пап, привет!

– Занимаешься?

– Занимаюсь.

– Прости, что помешал. А где мама? Я звоню ей, что-то она не отвечает.

– Она в столовой была, сейчас посмотрю. 

Маша положила смычок, вышла из своей комнаты, где обычно занималась, спустилась по лестнице на первый этаж. Заглянула в столовую. Понятно, отчего отец волнуется. Тот недавний случай, когда маме стало плохо в ванной и пришлось ломать дверь и вызывать «Скорую» (Павел Шерлинг со всеми возможными предосторожностями постарался скрыть от дочери то, что это была попытка самоубийства). Маша