Не там, где надо - Кеннет Дун

– Мне пора, – я поднялся со стула. – Хочу, чтобы ты знал. Я не брошу твое дело.

– Подожди, Дуг, – брат подался в мою сторону. – Ты действительно веришь, что я не убийца?

– Теперь верю, – ответил я.

Глава 2

Я сказал брату правду. Я далеко не был убежден в его невиновности шесть дней назад, когда наш отец вломился ко мне в агентство и сообщил, что я обязан помочь вытащить Уоррена из тюрьмы. Более того, я разозлился.

– Пусть наймет адвоката, – бросил я.

– Уже нанял. Юджина О’Мэлли из «Далтон, О’Мэлли и Голдстейн», – заносчиво произнес отец. – Уоррен может себе позволить.

Естественно, я знал эту контору, она считалась одной из лучших в Лос-Анджелесе по уголовным делам. Отец впился в меня взглядом, ожидая реакции. Что я должен был сказать? Что очень горжусь тем, какого успеха достиг мой брат, раз может нанять одного из самых дорогих адвокатов? Интересно, почему О’Мэлли, а не самого Далтона, если его имя стоит в названии первым? Тут я разозлился по-настоящему.

– Не понимаю, чего ты хочешь от меня? Уоррена будет защищать настоящий ас. Он вмиг развалит ошибочное обвинение. Спасибо, что предупредил меня лично, – сказал я мягче. – Не знаю, напишут ли об этом в завтрашних газетах.

– Конечно, напишут! – отец явно был возмущен, что я не следил за карьерой брата. – Его коллегу Винсента Ричардса из рекламного агентства «Ар энд Джи» убили почти неделю назад. Об этом писала даже «Таймс»! Наверняка уже в вечерних выпусках будет сообщение, что убийца пойман.

И снова я не понял тон своего папаши. То ли он печалился, что на нашу семью обрушится дурная слава, а репутации Уоррена будет нанесен непоправимый урон, то ли гордился тем, что преступление его сына освещают даже центральные газеты. Я поднапряг память. Хотя неделю назад я был занят совсем другим делом, отнимавшим у меня почти все время и умственные ресурсы, поэтому практически не читал прессу, я вспомнил, что видел краем глаза репортаж об убийстве Винсента Ричардса. Его называли калифорнийским плейбоем и восходящей звездой рекламного бизнеса. Кажется, его застрелили в собственном загородном доме где-то в горах Сан-Антонио. В статье высказывалось предположение, что это дело рук грабителя или бездомного, но у полиции, видимо, оказались другие соображения.

– Положение очень серьезное, – продолжил отец. – Советник О’Мэлли сообщил, что залога не будет. Прокурор уверен в победе, у них железобетонные улики.

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь?

– Ты должен поднять свои стары связи в полиции! В прокуратуре! Узнай, что это за «улики» такие. Может, с этим можно что-то сделать? В конце концов, ты все еще свой, хоть не работаешь в системе.

Я не верил своим ушам. Мой отец, не скрываясь, предлагал мне воспользоваться старыми связями, чтобы подкупить полицейских, работавших по делу Уоррена. Семь лет назад он отказался даже выслушать мои доводы, почему я решил бросить работу в полиции и заняться частным сыском, разорвал со мной общение, не разу не поинтересовался, как я жил все эти годы, а теперь врывается ко мне в кабинет, уверенный, что я приду по первому требованию на выручку брату, легко найдя взаимопонимание с бывшими коллегами. Причем, взаимопонимание вполне в отцовском стиле – он был бизнесменом старой закалки и до сих пор был убежден, что нет вопроса, который нельзя было бы решить взяткой.

А, собственно, вообще зачем мне влезать в дела Уоррена? Если полиция уверена, что он убил этого Винсента, то должны быть на то основания. Я и так потерял почти две недели, занимаясь личными делами. В результате моя партнерша Лекси Бальтазар угодила в больницу и вряд ли выйдет оттуда в ближайшее время4. А мне, чтобы сохранить контору на плаву, надо немедленно найти клиента, причем желательно с основательной проблемой, требующей нескольких дней, лучше даже недель слежки и оперативной работы. Вряд ли мой отец или братец собираются мне заплатить гонорар, чтобы я занялся этим делом.

Правда, родителю своему я всего этого, конечно, не сказал. Все-таки я слюнтяй и до сих пор робею перед отцом, хоть он мне ясно дал понять, что в грош меня не ставит.

– Папа, все устроено не так. Если я пойду в полицию и начну разнюхивать насчет дела Уоррена, я только все испорчу. Не знаю, какие у них есть улики или иные доказательства, хороший адвокат может их опровергнуть. Но если станет известно, что родственник подозреваемого пытался повлиять на ход следствия, это будет только на руку обвинению. Меня могут вызвать в суд, и мне придется пересказать сегодняшний разговор. Ничто так не настраивает присяжных против обвиняемого, как попытка подкупа полиции.

Отец посмотрел на меня как на идиота.

– Разве я говорил о подкупе? Я только имел в виду, что ты сам должен взглянуть на это дело. Ведь ты же раньше был хорошим следователем. Тебе почти дали детектива первого класса, если бы ты был более ответственным и не бросил в мусорное ведро всю свою жизнь.

Ну вот, он все-таки это сказал. Ему даже не пришло в голову, что он пришел просить меня о помощи, поэтому мог бы, если не извиниться, то хотя бы показать, что он принимает мой образ жизни. Но я был для него по-прежнему неудавшимся сыном. Отрезанным ломтем, годившимся только для того, чтобы бросить все свои сомнительные дела и кинуться на помощь правильному брату. Мне было жаль, что Уоррен попал в такую передрягу, но я не собирался спускать отцу очередную грубость.

Я вернулся за свой стол и позвонил в приемную секретарше мисс Пиблз, попросив ее зайти, чтобы разобраться с наиболее срочными делами.

– Мне жаль, но я ничем не могу помочь. Я не имею дел с полицией и убийствами. Передавай привет… Пегги, – я не сразу вспомнил имя жены брата.

Отец резко поднялся из кресла. Его азиатские скулы выступили еще четче, темные глаза зло сверкали. Я приготовился услышать поток ругательств в свой адрес, но в этот момент дверь открылась, и в кабинет зашла Мэриголд Пиблз с блокнотом в руках. Если бы это была какая-то обычная секретарша, например, молодая девушка только что после колледжа или компетентная дама средних лет, мой отец мог бы и не сдержаться в ее присутствии. Он не слишком уважал женщин, считая их чем-то вроде ходячих предметов обстановки. Но Мэриголд была исключительной. Она уже давно достигла пенсионного возраста и могла бы прекрасно бездельничать