Ад - Александра Маринина

Камень в ужасе слушал то, что говорил Ветер.

– Неужели это правда? – тихо спросил он Ворона.

– Наш Ветер никогда не врет, – уныло подтвердилВорон. – Всегда правду-матку в глаза режет. Я знал, знал, что тебя этоогорчит, ты про человеков имеешь гораздо лучшее мнение, но что я мог сделать? Яже не мог его заткнуть, а он со своей правдой вечно лезет! Никакой деликатностив нем нет. Да ты не огорчайся, давай я тебе лучше интересное расскажу, хочешь?

– Хочу! – послышался с высоты голос Ветра.

– Уйди, противный, тебя не спрашивают. РасстроилКамешка до невозможности, а теперь еще интересное ему подавай! Перетопчешься.

– Рассказывай, – плаксивым тоном потребовалКамень, – отвлеки меня от печальных раздумий.

– Как вы думаете, – торжественно и неторопливоначал Ворон, – кто был тот мужчина, который спас Любу от грабителя?

– Тайный поклонник, – тут же предположилВетер. – Он давно влюблен в Любу, но не решается познакомиться с ней ипризнаться в своих чувствах.

– А ты, Камешек, как думаешь?

– Я думаю, что это просто мужественный идобропорядочный человек, который не смог смириться с тем, что на его глазахобижают слабую женщину, – строго произнес Камень.

– А вот и не угадали! – обрадовался Ворон. –Это был тот мужик, который сидел в скверике перед зданием суда, когда ГеннадияРевенко судили. Только тогда он старше выглядел, а теперь моложе. Но это точноон, я не ошибся.

– Как это ты не ошибся, когда как раз ошибся, – супреком поправил его Камень. – Он тогда, во время суда, был моложе надевять лет, а сейчас стал старше. Вечно у тебя в голове путаница.

– Ничего не путаница! – обиделся Ворон. – Ятебе говорю как есть. Во время суда ему было лет сорок, а теперь максимумтридцать пять. Я, может, и тупой, но не слепой.

– Так это что же выходит, – от изумления Каменьзабыл огорчаться и изображать депрессию, – он гримировался, что ли?

– А я о чем! – подтвердил Ворон егодогадку. – И когда неизвестный нам мужчина спасал Лелю от маньяка и всевремя ходил переодеваться, он, наверное, тоже пытался внешность изменить.

– А может, это был один и тот же человек? –спросил Камень.

– Да ты лицо-то его видел или как? – снова неутерпел Ветер. – Чего мы гадаем на кофейной гуще? Лицо-то какое у негобыло?

– Другое, – вздохнул Ворон. – В день суда и вдень Любы с сумочкой лицо было одинаковое, только возраст разный, а когда былманьяк, тогда и лицо было другое.

– Это не показатель, – живо заметил Камень. –Лицо можно какое угодно сделать при помощи грима. А помнишь, еще был какой-токавказец, который Кольку от расправы спас?

– Так он же был кавказец, – удивился Ворон. –А эти все славяне.

– А грим?

– А акцент? – отпарировал Ворон. – Я слышал,как он говорил. Славяне так не говорят.

– А имитация? Про это ты слыхал когда-нибудь?

– Я не пойму, ты на что намекаешь? – разозлилсяВорон. – На то, что все эти четыре мужика были один и тот же тип в разномгриме, а я не разглядел? Ты это хочешь сказать?

– Я не знаю, – вздохнул Камень. – Я простоспрашиваю, может такое быть или нет?

– А я тебе ответственно заявляю: этого быть не может. Уних не только лица разные, но и фигуры, и походки, и голоса. И не морочь мнеголову! Я пока смотрел на эпопею с сумочкой, чуть со смеху не лопнул: сумка-тоиз ремонта, пустая, в ней даже старого трамвайного билетика не завалялось, аэтот рыцарь недоделанный гоголем смотрит, дескать, герой, сокровище спас!Любочка-то моя молодец, деликатность проявила, не стала ему говорить, что сумкапустая, наоборот, благодарила так искренне, словно у нее там вся зарплатавместе с паспортом и ключами от квартиры лежала. Умница девочка. Люблю я ее!

– Смутил ты меня, – задумчиво проговорилКамень. – Один человек Кольку спас, другой Лелю, третий Любу, ну ладно,пусть только Любину сумку, но все равно спас. У них там что, бригада спасателейсемьи Романовых? Надо бы в этом деле покопаться…

* * *

Телевизор в кабинете Андрея Сергеевича Бегорского работал свыключенным звуком. На экране скрипач играл над гробом Ильи Кричевского,погибшего в последний день августовского путча в тоннеле на Садовом кольце.Похороны троих молодых людей состоялись еще 24 августа, но сюжет несколько разповторяли по разным программам в течение следующих дней. Люба Романова сидела вкресле директора завода, сжимала в руке телефонную трубку и плакала. Она знала,что сейчас ей надо быть сильной, собранной, организованной, ей нужно всеналадить и устроить, прежде чем уезжать в Нижний Новгород – именно так спрошлого года стал называться город Горький.

Два часа назад позвонила Тамара и странным ровным голосом,за которым прятались недоумение и растерянность, сообщила, что Гриши большенет. Он был убит преступниками во время ограбления их квартиры. Сама Тамара вэто время была на работе, а Григорий работал дома, выполнял срочный заказ. ДляЛюбы не стоял вопрос о том, ехать или не ехать к сестре, вопрос был только втом, как ей организовать жизнь дома и на работе во время своего отсутствия. Нуи, разумеется, стоял вопрос о том, как уехать, то есть как и когда купить билетна сегодняшний поезд.

Первым, к кому она побежала со своей бедой, был директорзавода Бегорский. Он выслушал Любу молча, плотно сжав губы и попутно делаякакие-то пометки на перекидном календаре.

– Я поеду с тобой, – решительно заявил он, когдаЛюба умолкла. – Ничего не говори, я все равно поеду. Похоронами надозаниматься, а кто будет это делать? Томка наверняка не в себе, ты в Горькомникого и ничего не знаешь, нужно либо поднимать связи Григория, либо обращатьсяк моим знакомым, у меня там есть кое-кто. Ты одна не справишься.

– Андрюша…

– Ты не сможешь сделать все, что нужно и какнадо, – прервал он ее тоном, не терпящим никаких возражений. – Я тебепомогу. Тебе и Томке. Теперь так: насчет билетов не беспокойся, это я устрою.Самолетом полетишь?

– Полечу, – покорно кивнула Люба. – Мне всеравно, лишь бы побыстрее оказаться рядом с Тамарой. Не представляю, как она тамодна.

– Родька знает?

– Нет еще. Я к тебе первому побежала. Пока никто незнает, кроме нас с тобой.

– А Николай Дмитриевич?

– Тоже нет. Надо собраться с силами, всем позвонить исказать… Я не смогу, – Люба заплакала.

Бегорский налил воды и протянул ей стакан. Люба выпила водузалпом, стуча зубами о край стакана. Стало немножко легче.

– Родьке я сам позвоню, – сказал Андрей. – Ауж с папой разговаривать придется тебе, он меня почти не знает. Какие ещепроблемы надо решить?