Паутина судьбы - Валентин Пушкин

Необычайно приятно было видеть по всей столице среди сотен книг и в больших магазинах и даже на открытых лотках скромную рыжеватую книжечку с голубой головкой Нефертити и надписью наверху обложки: «В. Морхинин». Эх, если бы еще имя полностью!..

У себя в редакции Лямченко при знакомстве с каким-нибудь новым человеком в присутствии Морхинина, особенно с прибывшими из провинции, всегда представлял его «наш новый мэтр», расправляя пышные усы. И приезжий поневоле любезно, а иногда застенчиво жал руку неуверенному в себе «мэтру».

Позвонила старшая дочь Морхинина Соня – та, что занималась бизнесом.

– Фатер, ты никак в известные писатели выбиваешься? Не ожидала… Всегда думала, что ты дурью маешься на старости лет… Шучу, шучу. Поздравляю. Тебя теперь на руках носят?

– Да какой там, – с досадой ответил Валерьян Александрович. – В издательстве недовольны, плохо раскупается… Сейчас книги даже успешных авторов издают обычно пять… ну, шесть тысяч экземпляров. А они решили поправить финансы и шарахнули «Проперция» аж в сто тысяч.

– Идиоты! – заявила бизнес-леди. – Большинство людей работу потеряли, зарплату платят нерегулярно… А твои хмыри издают исторический роман сто тысяч штук… Рехнулись! И сколько тебе за «Проперция», за сто тысяч книг отстегнули?

Морхинин сказал, обиженно сопя в трубку. Соня звонко, совсем по-девчоночьи расхохоталась:

– Пап, это же издевательство! У нас трепачи по недвижимости за самую паршивую сделку в сто раз больше хапают. Слушай, иди ко мне в «Пени Лэйн», я тебя охранником устрою. Будешь сидеть в вестибюле и строчить свои опусы.

– Вот я тебя при встрече… по заднице так тресну, что узнаешь…

– А у меня муж есть, здоровенный, как буйвол. Он меня в обиду не даст. Привет тебе от Машки. Она читала «Проперция», хвалит. Молодец дед, говорит, с картинками книжку выпустил.

Внучке Морхинина было три года. Он вообще редко видел свое потомство. Семейное общение не складывалось. Каждый оказывался слишком занят своим жизненным выбором.

Обозначилась по телефону и вторая дочка – та самая, что жила с матерью на сдачу квартиры, Светлана. Несмотря ни на что, Морхинин был больше склонен к разговорам с младшей дочерью. Светлану интересовали вроде бы книги, картины… Но больше – подозрительные сборища, не то относящиеся к искусству, не то к каким-то религиозно-философским теориям. Среди них «тусовалась» и молодежь из партии бывшего диссидента, писателя, превратившегося в ультракоммуниста. И какие-то поэты-актуалы, и патриоты православного толка, и тоже патриоты, но язычники, поносившие церковников как предателей и обманщиков народа, и прочие – совсем необъяснимой принадлежности. Причем, кажется, очень агрессивные.

Печалило Морхинина при редких посещениях его скромного жилья явное присутствие спиртного запаха, сопровождавшего появление дочери. Она отговаривалась случайной встречей с подругой или чьим-то днем рождения накануне. Иногда речь шла о презентации какого-то культурного объекта. Однако все это больше смахивало на изящное вранье.

– Пап, я прочитала «Проперция», мне понравилось. Странно, будто написал какой-то малознакомый человек. Когда увидимся, подпишешь. Ну вот, я так и живу с мамашей и теткой. Тесно адски. Правду сказать, я не всегда ночую дома. Не осуждай, такие времена. Целую, – трубка чмокнула, разговор закончился, оставив неприятный осадок в душе.

«Зачем женился, дочерей настрогал, в театре ишачил, как батрак, до седьмого пота, беспокоился, гонял к директору школы, уроками интересовался, на подработки бегал, в загранпоездках подарки покупал? И что же? Практически посторонние люди. Мировоззренчески, так сказать, совершенно чужие…»

А тут вдруг еще один блестящий вариант счастливой неожиданности. Заходя на Беговую к церковному приятелю (репетировали к празднику ирмосы), он наткнулся на вывеску у подъезда трехэтажного дома: «Литературное издательство «Крок-пресс».

Морхинин толкнул дверь (тогда еще все было попросту, криминально-голливудского шика не успели набраться). В предбаннике сидела за столиком старушонка и вязала спицами, прихлебывая изредка чай из кружки. Везде затрапезно, скудненько; правда, в гостином зальце старомодная пальма в кадке и два пухлых протертых кресла.

– Директор на месте? – небрежно спросил наш признанный писателем хорист, неожиданно вспоминая, что у него в кейсе кроме церковных нот совершенно случайно (ну, просто рояль в кустах) папка с рукописью «Плано Карпини» и новенькая книжечка «Проперций». (Шел к приятелю, хотел хвастнуть своим литературным успехом. И вот тебе на – набрел на издательство.)

– У нас тут хозяин сидит, он же и директор. Можете пройти.

За дверью, откинувшись на спинку стула, крутил на животе короткие волосатые пальцы плотный толстогубый человек с яркими каштановыми глазами под одной сросшейся мохнатой бровью. У него был вид, совершенно определенно вопрошавший: что же мне делать дальше?

Наш герой представился:

– Писатель Валерьян Морхинин, автор романа «Проперций», неделю назад изданного тиражом в сто тысяч экземпляров.

Яркие каштановые глаза директора стали еще шире и ярче. Толстые губы оттопырились, он радушно и даже с восторгом заулыбался, обнажая множество золотых коронок. Морхинину показалось: редкие черные волосы, окружавшие директорскую лысину, приподнялись и слегка зашевелились.

– Директор издательства «Крок-пресс» Ашот Амамчан. – Он пожал морхининскую интеллигентскую кисть короткопалой, сильной крестьянской ручищей и произнес со смехом: – Я как раз вас и дожидался.

– Как так? Почему?

– А потому, что я только неделю как издал исторический триллер некоего Курлякова «Кровавая плаха». Пятьдесят тысяч штук. Чепуховина, по-моему, примитивная и глупая. Но… пошла. Раскупили уже больше половины тиража. Так что я доволен и думал сейчас: где мой следующий автор, который обеспечит мне издательский процесс? – Амамчан говорил без всякого акцента, только с легким характерным «прононсом». – Что у вас?

Морхинин солидно открыл кейс. Достал сначала «Проперция».