Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

С мэром ее связывало десять лет, как говаривали в старину, «беспорочной» службы. Своего будущего шефа Вера Захаровна – в прошлом инструктора Тихогородского райкома комсомола – помнила еще старшеклассникомкомсомольцем. Он был очень активным и деятельным подростком, правда, характером обладал неровным, вспыльчивым. Потом он ушел в армию, служил в ВДВ, вернулся в город настоящим мужчиной. К тому времени Вера Захаровна уже работала на посту завсектором городского исполкома. А потом были трудные 90-е – годы увольнений, административного хаоса и «властных пертурбаций» (Вера Захаровна обозначала для себя тот временной период только так и никак иначе). И кем только ей, с ее-то административным опытом, не приходилось вкалывать в поте лица, чтобы как-то выжить самой после увольнения и поддержать мать-старуху и старуху-тетку. Последним таким ее горе-пристанищем была городская библиотека, где она получала сущие гроши. В тот год – год дефолта и общего хаоса – Тихий Городок буквально погибал, подыхал на их глазах. И они подыхали вместе с ним. Ели в основном то, что давал клок земли на окраине у железнодорожного полотна – огород, где приходилось полоть грядки, поливать, ковыряться в земле каждые выходные. Картошка, картошка, картошка – Вера Захаровна ненавидела ее с тех пор, ну а еще макароны и пшенная каша. Мать серьезно болела – ей нужны были лекарства, специальная диета. А у Веры Захаровны тогда не было никаких средств на все это – не было ничего, кроме двух рук и двужильной, почти маниакальной работоспособности. В то время, как никогда прежде, Вера Захаровна поняла, что женщина в таком месте, как их городок, да и вообще в провинции, женщина одинокая, незамужняя, заскорузлая старая дева, может выжить и не дать дуба с голода и от нищеты, лишь зацепившись каким угодно манером, любым доступным способом за какую-то государственную службу, за «должность». С момента возвращения в Тихий Городок после окончания института Вера Захаровна и состояла на такой «должности» – в райкоме, в исполкоме. А когда в 92-м этот стул был из-под нее выбит, осознала, чего же она в своей жизни лишилась.

Но все же она – одинокая заскорузлая старая дева – никогда не слыла неудачницей. И в те трудные годы сумела выкарабкаться. А затем в ее жизни появился Всеволод Шубин. О нет, не как герой-любовник и щедрый спонсор. А просто как работодатель – его строительный бизнес в областном центре начал набирать обороты. Шубин искал дельного, толкового секретаря. Среди его сотрудников было немало крепких хозяйственников, работников полигона и почтового ящика, который в 90-е годы пришел в совершеннейший упадок. Были и бывшие работники исполкома. Кто-то и порекомендовал Шубину Веру Захаровну Бардину. Шубин ее тоже помнил – по райкому комсомола, по шефской райкомовской программе над их школой. (Как же давно это было!)

Когда они впервые встретились – он, тридцатилетний бизнесмен, и она, сорокалетняя библиотекарша, – ничто, казалось, не говорило в пользу того, что вскоре они станут друг другу нужны и необходимы в вопросах, которые намного важнее вопросов любовных, – в вопросах деловых, жестких, напрямую связанных с выгодой, успехом, прибылью и выживанием в этом новом сложном мире, влияние которого они оба уже успели с лихвой испытать на собственной шкуре.

Они сработались и подружились. И стали доверять друг другу. Шубин был хорошим шефом, Вера Захаровна преданной, исполнительной, честной секретаршей. Чтобы работать в фирме Шубина, ей даже пришлось перебраться вместе с больной матерью и теткой в областной центр – фирма сняла для них троих квартиру. В ходе последующей избирательной кампании в областную думу, а затем и на пост мэра Вера Захаровна была у Шубина вторым после жены Юлии доверенным лицом. Когда Шубина избрали мэром города, она снова вернулась в Тихий Городок. Именно ей Юлия Шубина, проводившая для Мещерского и Фомы Черкасса свою экскурсию, была обязана основными познаниями относительно истории города, его улиц, домов, монастырей и церквей. Позже она отплатила Вере Захаровне тем, что свела ее с Кассиопеей Хайретдиновой и ее салоном красоты. Салоном, где на первом этаже делали укладки, маникюр, массаж и СПА-процедуры, а на втором при закрытых дверях, при зажженных свечах занимались…

Порой, сидя в приемной, прямая как палка, с гордо поднятой головой, серьезная и неприступная секретарь– менеджер мэра Вера Захаровна представляла себе их очередной совместный сеанс при свечах. Последний, самый последний, самый-самый последний сеанс. Белое фарфоровое блюдце на черном ватмане – точно плевок. Белый круг, буквы. Напряженные лица своих товарок по сеансу – мэрши, прокурорши, дурочки Киры. Они отчаянно трусили в ходе сеанса, хоть и не признавались в этом вслух, хоть и пытались не показать виду. А она, Вера Захаровна, – что ж, она тоже боялась, нервничала, но это был страх пополам с каким-то до этого не виданным, не испытанным, почти сексуальным, эротическим ощущением. Дрожь внутри – в сердце, в самых печенках и в конце, в финале – почти самый настоящий оргазм, который в жизни, в постели с мужиком ей во все ее уже немалые годы так и не довелось испытать.

У Веры Захаровны не водилось любовников – увы, никогда. Инструктор исполкома Бондарь – женатый, лысый – был не в счет. Она переспала с ним (боже, как это было давно) отчасти потому, чтобы он устроил ее на работу в исполком (походатайствовал, нажал нужные кнопки. Он это мог, Бондарь). Отчасти потому, что природа требовала свое – в тридцать (а Вере Захаровне тогда столько и было лет) уже просто неприлично, вредно для здоровья быть девственницей. Впрочем, женатый исполкомовский Бондарь ее надежд в постели не оправдал. Все происшедшее не оставило почти никаких следов – ни в памяти, ни в физиологии. Опыт не удался. И впоследствии Вера Захаровна его не повторяла. Не с кем было повторять – вот в чем штука-то была. Никто не добивался ее, не звонил по ночам, не провожал после работы, не приглашал в кино. Она была никому не интересна как женщина. Ни тогда, в прошлом, ни теперь, когда она уже была близка к своему пятидесятилетнему юбилею. И даже Юлия Шубина была абсолютно спокойна, когда они вдвоем, Шубин и Вера Захаровна, уезжали куда-то – в областной центр, в соседний регион, в Москву на совещание. Юлия Шубина Веру Захаровну не ревновала – и это было словно общий индикатор, словно лакмусовая бумага.

Шубин с грохотом распахнул дверь. Вера Захаровна глянула на него выжидательно и чуть иронично – чего изволите, господин и повелитель?

– Зайдите ко мне, Вера