Гений - Джесси Келлерман

Каким бы страшным ни было преступление, оно редко попадает в центральные газеты. С их страниц тогда не сходили репортажи о другом злодеянии: Чарльз Уитман расстреливал из винтовки студентов университета в Остине, штат Техас. В сердце читателя места для сочувствия жертве другого преступления уже не оставалось, поэтому летом 1966 года все говорили только об Уитмане. Об Эдди Кардинале скоро забыли.

— Он был не первым, — сказал Макгрет.

Я все смотрел на фотографии с места убийства. Макгрет отдал их мне, пока рассказывал. Эдди, его мать, отец, оба совершенно потрясенные, тело, такое страшное и неуклюжее, неживое. Словно сломанная скрипка. Макгрет сказал, что от жары процесс разложения ускорился. Стройный красивый мальчик превратился в черный, раздувшийся бурдюк, лицо утратило все человеческие черты. В этих снимках мне виделись приемы, характерные и для творчества Уиджи,[20]и для творчества Дианы Арбюс.[21]И тут я вспомнил, что передо мной фотография ребенка, а не постановочный кадр. Но ведь и Уиджи, и Арбюс тоже запечатлевали картины реальной жизни. Я спокойно смотрел на их произведения, поскольку не был лично знаком с действующими лицами. Теперь же, узнав историю жизни Эдди Кардинале, я не мог равнодушно глядеть на его искалеченное тело.

Макгрет дал мне записи свидетельских показаний. Соседи, владельцы местных магазинчиков, сами Кардинале, друзья, с которыми Эдди играл в парке. Отчет судмедэксперта с приложенными фотографиями. Карта Квинса с отмеченным на ней местом обнаружения тела. До дома Кардинале меньше двух километров. И на таком же расстоянии еще один объект. Не отмеченный на карте. Так хорошо мне знакомый. Мюллер-Кортс.

Макгрет что-то говорил.

— Простите? — переспросил я.

— Был еще один. Никто не догадался связать эти два преступления, пока не назначили другого следователя.

Я сразу понял, что Макгрет и был этим новым следователем. Очень уж он самодовольно ухмылялся. У меня такой же вид, когда я рассуждаю о своих художниках.

— Компьютеров у нас тогда не было. Всё от руки писали. Ну и ясное дело, запутались, не обратили внимания. Хотя по деталям там куча совпадений была. — Он порылся в коробке и вытащил ящичек поменьше с надписью «Г. Стронг». — Этот мальчишка, Генри Стронг, пропал за месяц до Эдди, четвертого июля. Родители устроили вечеринку, а он слинял. Все перепились, толку от таких свидетелей никакого. Только дядя сообщил, что видел цветного парня в кожаной куртке. А тело так и не нашли.

— Виктор Крейк не был цвет… черным.

— В статье ж сказано, вроде вы не знаете, как он выглядел.

— Я знаю, что он был белым. Это-то я выяснил.

Макгрет пожал плечами:

— Ну ладно. Если честно, тот парень наверняка просто хотел рассказать нам хоть что-нибудь. Эта версия никогда всерьез не рассматривалась.

Я промолчал.

— Хотите посмотреть остальное? — спросил Макгрет.

Я спросил, сколько там еще остального.

— Трое.

Я выдохнул и покачал головой.

— Не хотите?

— Нет. Не хочу.

Он, казалось, удивился.

— Как скажете. — Он закрыл папку с делом Генри Стронга и положил ее в коробку. — Вы с собой тот рисунок не захватили?

По просьбе Макгрета я сделал цветную фотокопию центральной панели с пятиконечной звездой и танцующими херувимами. Оригинал остался в галерее, он и так на ладан дышал, куда его еще таскать.

— Забыл.

Наверное, я считал, что защищаю Виктора. Не очень-то это у меня получилось. Из-за вранья все обстоятельства выглядели еще более подозрительно. Я это сразу понял, но было поздно. Слова уже сказаны, обратно не вернешь. Не давая старику рта раскрыть, я попросил воды.

— В холодильнике, — ответил он.

Я пошел на кухню и открыл холодильник. Кондиционера в доме не было, так что я наслаждался окатывающей меня волной прохлады и задумчиво разглядывал продукты. Нарезанная ветчина, небольшой кусок чеддера, банка с маринованным кошерным укропом. В дверце упаковка шоколадных пудингов, бутылка с водой и лекарства с надписью «хранить в холодильнике». Что там у него еще осталось? Надо набраться храбрости и спросить.

Макгрет начал первым. Вернувшись, я чуть не подавился глотком воды. Старик разложил на столе фотографии трех других жертв. Словно групповой портрет: жертвы Виктора.

Эта фраза крутилась у меня в голове. От удивления я даже фыркнул.

Сказать было нечего. А что тут скажешь? Все херувимы — убитые мальчики. Все пятеро.

— Все задушены, все найдены в радиусе десяти километров. Если начинать отсчет с Генри Стронга, получается 4 июля 1966 года. Последнее убийство — осень 1967-го. Ну, насколько мне известно. Готов поспорить, мы и другие пересечения найдем. И почерк будет тот же. Может, попозже и в других местах.

— Что, простите? — переспросил я.

— Как думаете, надо бы побольше сеть забросить?

— Понятия не имею.

— И то верно. Но вреда-то не будет, если мы с вами мозгами пошевелим, а? — Он засмеялся и снова закашлялся.

— Согласен.

Как-то мне было не по себе, словно Макгрет загонял меня в ловушку и готовился захлопнуть мышеловку. Наверное, надеялся вышибить признание, будто я прячу Виктора Крейка в стенном шкафу.

Понятно, я его не прятал. Так с чего бы мне чувствовать себя виноватым?

— Жаль, что я не смог вам помочь.

— Вы так-таки ничего не знаете? Скажем, куда он любил ходить?

— У меня есть его адрес. Ну, то есть, я знаю, где он раньше жил. Крейк исчез задолго до того, как я туда пришел.

— Да? И где это? В статье просто говорилось, что где-то в Квинсе.

— Нет, они написали адрес. Мюллер-Кортс.

— Да что вы? — Макгрет взял со стола газету и надел очки. — Совсем я старый стал. — Он перечитал статью. — И правда. Поправка принимается. Та-а-ак, — Макгрет швырнул газету на стол, — кое-что вырисовывается.

Он отметил на карте местоположения трех тел ручкой. Все примерно на одном расстоянии от дома Крейка. От километра до трех.

— Это последний, — сказал Макгрет. — Эйб Каан.

С фотографии на меня смотрел мальчик в кипе. Макгрет рассказывал, не заглядывая в папку. Эйб пропал 29 сентября 1967 года.