Тайна масонской ложи - Гонсало Гинер

Впереди, среди большого количества экипажей, они увидели карету графини де Бенавенте, которая, завидев их, стала махать им рукой, приглашая подъехать к ней поближе. Мария Эмилия заметила, что ее подруга Фаустина, которая уже не могла как-либо замаскировать свою беременность, приехала сюда не с мужем, а с безупречно одетым молодым человеком, очевидно ее новым ухажером, о котором она упоминала несколько дней назад.

— Добрый день! — Мария Эмилия не спускала глаз с юноши, смущенного появлением друзей графини. — По-моему, я еще не имела удовольствия познакомиться с твоим спутником.

Хоакин Тревелес с большим почтением поздоровался с графиней.

— Его зовут Энцо, он — венецианец. Даже и не пытайтесь с ним заговорить, потому что он все равно не знает ни слова по-испански. — Услышав свое имя, статный спутник графини слегка наклонил голову в знак приветствия. — Он новый помощник посла Венеции. Я познакомилась с ним на одном из приемов, которые время от времени устраивает посол, и с того самого момента все никак не могу от него избавиться.

Фаустина лукаво улыбнулась, а вслед за ней заулыбался и венецианец, хотя он явно не понимал, о чем идет речь. Красота графини становилась еще более ослепительной, когда на ее лице появлялась улыбка. Неудивительно, что у такой великолепной женщины было много ухажеров, ибо во всем Мадриде не было ни одной красавицы, которая могла бы ее затмить.

— А как поживает Беатрис?

Официант, взяв у них заказ, ушел за напитками. Мария Эмилия, перестав разглядывать стройного венецианца, которому было лет двадцать пять, не больше, намекнула своим вопросом на странное поведение девушки во время концерта.

— Полагаю, что хорошо, — ответила графиня. — Однако даже и не спрашивай меня о том, что произошло с ней в тот вечер, потому как мне и самой мало что удалось от нее узнать. Она лишь сказала, что ей просто стало немного дурно и что не стоит о ней беспокоиться. Но ты можешь спросить об этом у Браулио: он наверняка знает больше, чем я, они ведь с Беатрис неразлучные друзья.

— Да, я попробую его об этом расспросить.

— А еще у меня есть грандиозная новость, касающаяся Беатрис. — Мария Эмилия тут же уставилась, не моргая, на Фаустину — настолько сильно ее заинтриговала последняя фраза графини. — Сегодня утром у нас попросил ее руки герцог де Льянес, и мы без тени сомнения согласились. Но она об этом еще не знает. Герцог — хороший человек, да и к тому же занимает высокое положение в обществе. Рядом с ним Беатрис обеспечено прекрасное будущее. Мы ужасно рады — хотя мне, конечно, будет тяжело с ней расставаться.

— Ты имеешь в виду того самого герцога, с которым знакома и я? — На лице Марии Эмилии отразилось замешательство. — Ты говоришь о его сыне, которого я не знаю, или о вдовце, уже достигшем семидесятилетнего возраста? У него есть дворец — неподалеку от вашего, на площади Вега.

— Насколько мне известно, у него нет сыновей, и, само собой разумеется, я говорю о доне Карлосе! Я знаю, что ты мне сейчас скажешь: что, дескать, он уже староват. Однако, учитывая скромное происхождение Беатрис, мы решили, что герцог будет для нее прекрасной партией. Тебе ведь известно, какие среди дворян бытуют представления о браке.

— Могу только сказать, немного зная Беатрис, что подобный вариант ей явно не понравится.

Это известие очень огорчило Марию Эмилию — не только потому, что она переживала за столь любимую ею Беатрис, но и потому, что эта новость наверняка станет большим ударом для ее приемного сына Браулио.

По пути к себе домой Мария Эмилия все никак не могла выкинуть из головы сообщенную ей новость и почти не слушала рассказ Хоакина о краже необычайно дорогих драгоценностей из дворца герцога де Мединасели. Она решила, что не станет ничего говорить Браулио, пока Беатрис сама не узнает и не сообщит ему о своем предстоящем браке. Тем не менее Мария Эмилия уже начала обдумывать, с помощью каких доводов можно было бы утешить ее приемного сына.

На следующее утро на проходившем в школе при монастыре Лас-Салесас-Реалес уроке истории религии сестра Анхела всячески старалась удержать внимание своих десяти учениц. Хотя большинство из них вроде бы прилежно внимали ее объяснениям, Беатрис Росильон с еле сдерживаемым гневом царапала какие-то бессмысленные фразы на чистом листке бумаги. Время от времени она переворачивала очередную страницу своей книги, делая вид, что слушает объяснения преподавателя, однако на самом деле ее мысли были далеко-далеко отсюда. Она очень хотела убежать от окружающей ее ужасной действительности.

Вчера вечером приемные родители позвали ее к себе и сообщили новость, которая показалась ей самой худшей из всех, какие она только могла себе представить. Ее протесты и возражения ни к чему не привели, ибо родители уже приняли твердое решение, и свадьба должна была состояться всего лишь через месяц. У девушки тут же защемило сердце при мысли о Браулио, которого она сильно любила. Однако она не стала говорить о нем родителям, потому что из этого ничего хорошего не вышло бы: разве они могли позволить разрушить ее будущее, надежно обеспеченное огромным состоянием герцога, согласившись на ее брак с юным сыном каких-то цыган, у которого за душой не было всего того, чем владел герцог? Она даже не попыталась заикнуться о Браулио — да и вообще не хотела, чтобы они знали о ее чувствах к нему, — потому что в данном случае это ей все равно бы не помогло. Более того, это могло помешать ей встречаться с Браулио после того, как она выйдет замуж.

Каждый раз, когда она начинала думать о герцоге — которого, кстати, видела всего лишь пару раз, — у нее на глаза наворачивались слезы от мысли, что ей придется жить с этим стариком, не вызывавшим у нее абсолютно никакого интереса. Она не знала, как расскажет обо всем этом Браулио и как объяснит ему, что у нее нет другого выхода. Подыскать подходящие слова было для нее таким же мучением, как и расстаться с Браулио.

А еще теперь ее мучило то, что она стала сомневаться в доброй воле своих приемных родителей. Она считала, что если они ее хоть немного любят, то не могут желать ей такой ужасной судьбы. Она даже начала думать, что их ласковое отношение к ней, которое она ощущала все эти годы, было обманом и ничтожно мало значило по сравнению с той участью, какую они ей уготовили. А еще у нее появилась мысль, еще больше удручавшая ее, что нынешняя и первая в жизни Фаустины беременность изменила ее взгляды и чувства и Фаустина теперь старается избавиться от нее, Беатрис, чтобы всецело отдать себя и свою любовь ребенку, которого она вынашивает в своей утробе. Беатрис сердито вытерла побежавшую по щеке слезу, стараясь не показывать свою печаль другим ученицам, которые еще никогда не видели, чтобы она плакала.

— Перейдем к тридцатой странице! Сейчас мы рассмотрим в качестве примера жизнь святой Аделаиды, супруги императора Германии, умершей в девятьсот девяносто девятом году. Как видите, девочки, на литографии в ваших книгах она изображена в короне, потому что и в самом деле являлась королевой, но еще при жизни на нее снизошла божественная благодать. Ее отец, король Бургундии, умер, когда ей было всего лишь шесть лет, и ее в раннем возрасте выдали замуж за короля Лотарингии. Но и он вскоре умер, и она стала вдовой в возрасте всего лишь девятнадцати лет. Чуть позже ее захватил и бросил в тюрьму другой король, который хотел заполучить ее королевство, и она провела много месяцев в унизительном заточении, одетая в лохмотья, однако неизменно старалась чувствовать себя счастливой и проявлять доброту по отношению к окружающим. Она является хорошим примером для вас, потому что вы всегда должны стремиться чувствовать себя счастливыми, что бы ни приготовила для вас судьба…