Президентский полк - Феликс Меркулов

В посольстве судорожно посовещались, послали запрос в Москву. В ожидании ответа Георгия поселили в подвальной комнате, очень похожей на камеру следственного изолятора. Но кормили хорошо и разрешали гулять в ограде посольства.

Ответа из Москвы не было и две недели, и три. От нечего делать Георгий помогал посольскому садовнику, обрезал деревья и подметал дорожки. А за оградой посольства жил своей загадочной иностранной жизнью загадочный иностранный Лондон. Сознавать это было невыносимо. И через месяц Георгий сбежал. На столе своей камеры оставил записку. В ней он уведомлял его превосходительство посла СССР, что не может более жить нахлебником. Когда придет ответ из Москвы, пусть ему сообщат открыткой на лондонский главпочтамт «до востребования». Он явится в посольство и примет уготованную ему участь.

Самостоятельную жизнь в Лондоне Георгий начал, как и многие нелегальные эмигранты, с мытья посуды в привокзальных кафе. Потом прослышал, что есть работенка в порту. Работенка была. Платили в несколько раз меньше, чем членам профсоюза докеров, но для Георгия восемь фунтов за смену были деньгами огромными по сравнению с его прежним жалованьем. Правда, колбасы по два двадцать в Лондоне не было, а за клетушку в гостинице, набитой арабами и провонявшей горелым оливковым маслом, драли по пятьдесят фунтов в месяц. Но и при этом Георгий чувствовал себя старателем, случайно напавшим на золотую жилу и выжимавшим из нее все возможное.

Первое время он заезжал на почтамт раз в неделю. Открытки не было. Потом стал заезжать раз в месяц. Наконец не выдержал и позвонил в посольство. Там не поняли, кто он такой и чего хочет. Георгий напомнил. В трубке некоторое время молчали, потом с чувством сказали по-русски:

— Иди ты на…, не до тебя!

И бросили трубку.

Почему не до него, Георгий понял вечером, когда услышал по радио, что в Москве членами ГКЧП предпринята попытка государственного переворота. Еще раз он попробовал добиться от посольства ответа через четыре месяца. И снова его послали. Это было 8 декабря 1991 года. В этот день в Беловежской Пуще были подписаны соглашения, денонсирующие договор об образовании СССР.

Так старший лейтенант Советской армии Георгий Гольцов узнал, что Советской армии больше не существует. И Советского Союза не существует. А что существует? Этого Георгий не знал. Ясно было только одно: до него никому нет дела, на почтамт можно больше не ходить. Но он все же ходил. Открытки не было. Он понял, что нужно что-то придумывать, если он действительно не хочет просить в Англии политического убежища. А этого он не хотел. Но как выбраться без документов? В демократической стране без документов можно жить. Выехать из нес без документов нельзя.

Он купил фотоаппарат с телеобъективом и стал по уик-эндам ездить в Ленсингтон и прогуливаться возле военно-морской базы, время от времени незаметно делая снимки. Расчет оказался верным. Через неделю он обнаружил за собой слежку, а через месяц его арестовали по подозрению в шпионаже. В гостинице провели обыск, изъяли все пленки. На них не оказалось ни одного военного корабля, а были в основном чайки. Никакой разведывательной информации чайки не содержали. Было принято решение посадить этого странного русского шпиона на самолет и отправить в Москву. Но Георгий заявил, что не хочет вводить в расход британских налогоплательщиков, а намерен убраться своим ходом. Согласие было дано вместе с солидной бумагой от Форин оффиса. Георгий купил подержанный белый «Мерседес-280», набил салон подарками, переправился на пароме в Киль и через всю Европу покатил в Россию.

Он пересекал границы, не выходя из машины. Протягивал в открытое окно выданную в Лондоне бумагу, получал ее обратно со словами «Счастливого пути» и врубал скорость. И было у него странное ощущение, что за те месяцы, что он кантовал тюки в Лондонском порту, а вечерами валился без сил на жесткую койку, мир неузнаваемо изменился.

Изменился не только мир. Изменилась и Россия. Жизнь бешено вздорожала. Заработанной в Лондоне валюты хватило ненадолго. «Мерседес» пришлось продать. Воспоминанием о Лондоне осталась только «шестерка». За машиной Георгий следил, зимой снимал на ночь аккумулятор, таскал домой и ставил на подзарядку. Когда морозы кончились, перестал. За что и поплатился.

Телефон Михальского долго не отвечал, затем раздался его бодрый, утренний голос:

— Слушаю. Кто это?

Это умение отвечать бодрым голосом в любое время суток сохранилось у Михальского, да и у самого Гольцова, еще с курсантских времен, когда было важно, чтобы начальство не подумало, что дневальный спал. Хотя чаще всего он как раз спал.

— Только не бросай трубку, — предупредил Георгий. — Я тебе сейчас все объясню.

— Ты. Гошка? До чего же приятно слышать тебя в четыре часа утра! Что у тебя?

— Засадил аккумулятор, не могу завестись.

— Пся крев! — взревел Михальский. — Ты что, ошалел? Я сплю! Понял? Сплю!

— Сейчас проснешься, — пообещал Георгий.

— Да? — слегка заинтересовался Яцек.

Георгий объяснил: нужно проскочить в поселок Красково, отыскать там дом номер шестнадцать по Привокзальному переулку и очень аккуратно отследить обстановку вокруг него. Нет ли чего-либо подозрительного. Конкретно: нет ли признаков, что какие-то нехорошие люди хотят выкрасть из этого дома женщину с ребенком.

— Тема? — спросил Михальский.

— Чечня.

— Твою мать.

— Проснулся? — поинтересовался Георгий.

— Пошел в жопу! — рявкнул Михальский.

Георгий положил трубку. Теперь он был спокоен: все будет сделано как надо.

Яцек позвонил в шесть утра. Недалеко от дома подозрительные «Жигули». В них трое. Лица кавказской национальности. Не профи. Ждут. Никаких агрессивных телодвижении не совершают.

— Продолжай наблюдать, — попросил Георгий. — Подъеду, как только освобожусь.

Что ж, теперь ему было с чем идти к начальнику НЦБ.