Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Леонид Семёнович Словин

Было что–то странное в том, что труп привезли в город.

«По дороге из аэропорта столько безлюдных лесных массивов… Видно, преступникам зачем–то было нужно в эту сторону. По–видимому, кто–то из них живет поблизости. Или живет кто–то, к кому он должен был ехать…»

Телетайп уже передал в главки Москвы и области его ориентировки о подозреваемых и их приметах, Раменский райотдел получил данные на Неудобнова. Но Игумнов знал по собственному опыту: «Пока не обнаружены трупы Старковой, Зубрун, Мылиной — нет убийств…»

Он поднялся к домам.

«Если бы найти свидетелей…»

Игумнов прошел к телефону–автомату, набрал номер. У Качана было долго занято.

Наконец номер освободился.

— Там у тебя список раменских таксистов, с которыми мог ездить Неудобнов…

— Да. Но после того, как кольцо у Неудобнова оказалось латунным…

— Оставь это латунное кольцо. Я в него не верю. Будем работать по этой версии.

Качан вздохнул.

— Понял.

— Посмотри список таксистов, работавших вечером, когда прилетали Старкова и остальные…

— Вот он.

— Как у них с возвращениями в гараж в эти дни? Особенно среди связей Неудобнова. Узнай, как у них ставят отметки. В путевых листах время должно проставляться на штамм–часах…

— Так…

— Проверь еще раз: лежала ли жена Неудобнова на сохранении в роддоме, когда исчезла Старкова. В конце мая.

— Лежала. Это точно. — По его голосу Игумнов понял, что он наконец переключился на эти убийства.

— Нам нужны коллеги Неудобнова — все, кто работал в те дни и вчера. Кто–то может жить в районе места происшествия. Может, родственники здесь живут — не зря же он привез сюда труп!

— Понял!

— Кто–нибудь звонил мне?

— Никола. Он в аэропорту.

— Если будет звонить Ксения, скажи, чтобы она тоже ехала в Домодедово. Надо найти Неудобнова…

В конце он уже снова говорил как с единомышленником, который понимает его с полуслова:

— …Жены как–то сдерживают их, но стоит жене лечь в больницу, особенно в роддом, — их как с цепи срывает! Ну, все!

По Криворожской показались несколько машин с круговертью огня на кабинах. Руководство московской транспортной милиции.

— Внимание! Омельчук… — передал Картузов по рации. Игумнова не позвал.

Скубилин появился из машины вместе с обоими заместителями — по оперативной работе и патрульно–постовой службе, подошел к краю оврага. Картузов и Омельчук — оба круглые, упругие, как машинные баллоны, — попёрли к ним вверх по косогору.

Игумнов видел, как Картузов, давая пояснения, широко показал на железнодорожное полотно, на оба путепровода со стороны Коломенской и на третий — от Нижних Котлов.

— Игумнов! — Двое из приехавших с большим начальством направились к нему от дороги.

— Дело это отойдет городу, — сказал старший. Оба были из резерва на выдвижение, никогда не работавшие на земле, из тех, кто ни к чему не прикипает. Игумнов легко их распознавал.

«Просто их не бывает рядом, когда трудно. И они сразу появляются, когда идет к раскрытию преступления или начальство решает, что с тебя пора снять стружку…»

— К себе скоро поедешь?

— А что?

— Шеф ворчит. С профилактикой у вас узко. В коллективах не выступаете…

Игумнов невежливо плюнул себе под ноги.

— Слушай, давай завтра! Прямо с утра.

Отделавшись от приданных ему сил, Игумнов подошел к эксперту–медику:

— Когда, считаете, наступила смерть?

— Думаю, этой ночью. — Он быстро курил, делая затяжку за затяжкой, почти не отрываясь. — Самопроизвольное разрешение трупного окоченения… Окрашивание подвздошных областей…

Из машины его окликнули.

— Извините.

— Всего доброго. — Больше на месте происшествия Игумнов не мог узнать ничего нового.

— Поехали! — махнул он Цуканову.

Учреждение смежников не имело вывески. Значилось под табличкой «Помещение № 1». Игумнов позвонил. Невыразительного вида отставник открыл дверь:

— Вы к кому?

Он назвал фамилию человека, который согласился его принять, поскольку майор Козлов отсутствовал и неизвестно было, когда он появится. Через месяц, через час?

Приход и уход сотрудников держался в тайне: теоретически, путем сложных подсчетов можно было вычислить их маршруты, передвижение, интерес.

Игумнова это не колыхало.

Отставник запер входную дверь, пустынным коридором через безлюдный вестибюль повел Игумнова к лестнице. Помещение казалось необитаемым. Над пустующим гардеробом висел выгоревший, газетного формата плакат: «Будь бдителен!»

«Такого теперь уже вроде нигде не встретишь… — подумал Игумнов. — Антиквариат!» Он поднимал себе настроение.

— Это к вам, — сказал отставник кому–то, кто стоял на верху узкой лестницы, и повернул назад.

— Проходите, — стоявший наверху показал на открытую дверь. — Садитесь.

Игумнов отметил в нем молодость, хорошо скрываемое любопытство и худощавость.

«Занимаются спортом… — Игумнову, в общем–то, было наплевать на выправку смежников. — Не как мы. Молодой. У нас ни одного такого начальника отдела, ни заместителя».

Лицо хозяина кабинета показалось ему знакомым:

«Могли десятки раз встретиться на вокзале…»

— Слушаю, — сказал смежник.

— Вообще–то я хотел видеть майора Козлова.

— Он еще в отъезде. А в чем дело?

После объяснений с Исчурковым, а потом со Скубилиным Игумнов ничего не терял.

— У меня пропали документы. Я хотел кое–что выяснить.

— Что именно?

— Я связываю пропажу с тем, что мне сказал Козлов. Есть свидетель, который слышал.

— Что конкретно?

— Козлов сказал, что давно уже наблюдает за мной.

— Перестаньте! Вы его неправильно поняли.

— Я оперативник. Он намекнул на то, что я укрываю преступления. А сегодня у меня выкрали бумаги.

— Секретные? — уточнил смежник.

— Незарегистрированные — и в том числе об исчезновении двух женщин — Старковой и Зубрун.

— То есть бумаги об укрытых преступлениях?

— Да.

— Вы понимаете, как закон обязывает меня поступить после такого признания…

Игумнов решил идти до конца. Комитетчик не вызвал у него неприязни.

— Будто Комитет государственной безопасности не знает такой мелочи, что милицейская статистика фальсифицирована!

— К нам поступают другие сведения. Некоторые недобросовестные сотрудники милиции завышают процент раскрываемости…

— Не кажется вам, что этих некоторых слишком много?

— Кажется. Чем я конкретно могу помочь?

— Бог с ними — с другими бумагами. Там два заявления об исчезновении женщин, но теперь почти точно известно, что они убиты. Тот, в чьих руках заявления, сейчас скрывает убийства. По ним и предварительного дела нельзя заводить! Это, как по сообщениям об оружии или о готовящемся теракте, надо сразу в работу. Вы знаете!

— Знаю. И, по–вашему, Комитету государственной безопасности на транспорте больше нечем заниматься, как милицейскими бумагами?..

Все это была туфта: он не мог и не хотел говорить с Игумновым откровенно.

— Сейчас мы проводим кампанию за то, чтобы люди, обнаружившие в вагонах или на станциях бесхозные вещи, немедленно информировали…

«Что нам в действительности известно о них? — подумал Игумнов. — Даже я, начальник розыска, не знаю, чем они на самом деле занимаются. Точно, что они тотально за нами следят?