Конвоиры зари - Дон Уинслоу

Бун решил заехать в «Вечернюю рюмку». Во-первых, ему требовалась очередная доза кофеина, а во-вторых, страшно не хотелось вновь объяснять не поддающиеся объяснению вещи Петре Холл, женщине-адвокату и настоящей занозе в заднице.

В кафе он наткнулся на Прибоя, который с удивительной для такого гиганта грацией пристроился на барном табурете. В огромных ручищах он сжимал сэндвич такой величины, что, по совести, ему следовало бы присудить собственный телефонный код. На Прибое красовалась коричневая форма департамента коммунальных услуг Сан-Диего, в котором он служил прорабом. Прибой отвечал за ливневую канализацию в этой части города и понимал, что из-за грядущих волн его скоро ждет куча работы.

Бун уселся на соседний стул. Санни, взглянув на него поверх стаканов, которые она протирала полотенцем, дотянулась до кофейника, наполнила чашку и мягко толкнула ее по барной стойке к Буну.

— Спасибо, — откликнулся тот.

— Не за что, — холодно ответила Санни и вновь принялась за стаканы.

«С чего это она на меня взъелась?» — удивился Бун.

— Я тут встретил одного большого оригинала из Океании, — сообщил он Прибою.

— А-а, — мгновенно понял тот. — Ну и как Эдди?

— Деловой до ужаса. А я, чудак, всегда верил, что вы, островитяне, такие спокойные, расслабленные…

— Да вот, набрались от вас плохих привычек, — не остался в долгу Прибой. — Все ваши хаольские штучки: протестантская трудовая этика, кальвинистское учение о предопределенности бытия и прочий бред. Так из-за чего у Эдди вдруг зашевелились его рыжие кудряшки?

— Из-за Дэна Сильвера.

Прибой молча откусил от сэндвича. Из бутерброда выдавились потеки горчицы, майонеза и — во всяком случае, Бун надеялся, что это не что-либо иное — кетчупа.

— Бессмыслица какая-то, — наконец заговорил Прибой. — Эдди же не шляется по стрип-барам. А если вдруг ему захочется чего-нибудь эдакого, к нему стрип-клуб сам домой прибежит, в полном составе.

— Он сказал, Дэн задолжал ему крупную сумму, — пояснил Бун.

— Никогда не слышал, чтобы Эдди выпускал деньги из рук, — покачал головой Прибой. — Чтобы он да дал взаймы хаоле? Не может быть. Он, конечно, крышует выходцев с островов, но не более того.

— Может, решил расширить клиентскую базу? — предположил Бун.

— Может быть. Но я что-то сомневаюсь. У Эдди система отлажена четко. Если ты занимаешь у него деньги и не отдаешь, он будет разбираться не с тобой. Он будет разбираться с твоей семьей дома, на островах. А это для них страшный позор, Бун. Так что обычно семьи возвращают долги. Любыми способами.

— Сурово, — отметил Бун.

— Добро пожаловать в мой мир, — пожал плечами Прибой. Не так просто объяснить другому человеку, даже близкому другу, каково это — быть родом с островов. Бун всю жизнь не покидал родного квартала; ни ему, ни Дэйву, ни даже Джонни ни за что не понять, почему Прибой, появившийся на свет и выросший в доме через дорогу, до сих пор чувствует ответственность перед какой-то деревней в Самоа, которую и в глаза не видел. То же самое свойственно многим островитянам, живущим в Калифорнии, — на Самоа или Гуаме, на Фиджи или Гавайях у них остались живые корни.

Ты приезжаешь в Америку, зарабатываешь деньги и часть из них посылаешь домой, в помощь деревне. А когда прилетает твой двоюродный брат, селишь его у себя и кормишь, пока он не заработает достаточно денег — работу ему тоже находишь ты — и не обзаведется собственным жильем, чтобы вскорости приютить очередного родственника. Сделаешь что-нибудь хорошее, население целой деревни, расположенной за пять тысяч миль отсюда, будет тобой гордиться; оплошаешь — будет терпеть позор.

Конечно, это нелегко, зато… Зато у твоих детей есть бабушки и дедушки, тетушки и дядюшки, которые любят их как родных. Даже в городе, в квартале островитян, дети бегают туда-сюда друг к другу в гости, словно живут не в особняках и коттеджах, а в маленьких хижинах. А если у тебя заболеет жена, тут же прибегут тетушки, о существовании которых ты даже не подозревал, и накормят ее супом, мясом, рыбой и рисом.

Это айга — семья.

А если попадешь в передрягу, если кто-нибудь чужой обидит тебя или хотя бы попробует угрожать, то за тебя вступится весь клан, и просить никого не надо. Те же конвоиры зари — зовешь волка, прибегает вся стая.

Когда-то Прибой был матаи — главой бандитской группировки «Самоанские вожди». Раньше как было: если тебя угораздило родиться в Оушнсайде, особенно в квартале Меса-Маргарита, то перед тобой открывалось два пути: играть в футбол или шляться с дружками. Прибой освоил оба. Слава Господу, придумавшему футбол, мысленно вознес он молитву. Он обожал гонять мяч, и это спасло его от наркотиков. Прибой вовсе не был отмороженным бандюком, который ходит с ног до головы обвешанный оружием и линяет с места преступления на раздолбанной тачке. Нет, он следил за собой и, когда пришло время сразиться с другой группировкой, дрался как настоящий полинезиец — голыми руками.

Прибой стал настоящей легендой в оушнсайдских разборках. Выдвинув вперед свою огромную тушу, он грозно сверлил взглядом противников, а затем звучно кричал «Фа'ауму!» — древний самоанский боевой клич. Ну а потом начиналась куча мала из хамо[32]и их жертв, и кулаки мелькали, пока на ногах не оставался лишь один последний боец.

Этим последним всегда был Прибой.

То же происходило и на футбольном поле. Когда Прибой только родился, акушер взглянул на него и безапелляционно заявил: «Будет защитником». Самоанцы всегда играли и всегда будут играть в футбол. А уж в Оушнсайде самоанцев больше, чем где бы то ни было (естественно, за исключением Самоа), и потому не один игрок местной школьной команды в конце концов оказался в НФЛ.

Прибой спасал провальные матчи.

Он пожирал своих противников живьем — разбрасывал их, как игрушки, а уж футболиста, который вел мяч, просто размазывал по полю. Соперники команды Оушнсайда быстро поняли: обычная агрессивная тактика здесь не имеет никаких шансов на успех, и старались забрасывать мяч как можно дальше и выше, совсем как в старые добрые времена.

Конечно, вербовщики быстро заметили Прибоя.

Возвращаясь домой после тренировки, он находил кучу писем из колледжей. Но он мечтал учиться только в местном университете, в Сан-Диего. Ему не хотелось уезжать далеко от дома — в какой-нибудь холодный штат без океана и, соответственно, без сёрфинга. Тем более он не желал покидать айгу, потому что для самоанца семья — это всё.

Прибой поступил в университет Сан-Диего. Если он не колошматил соперников на футбольном поле, значит, катался на сёрфе со своими новыми друзьями: Буном Дэниелсом, Джонни Банзаем, Богом Любви Дэйвом и Санни Дэй. С преступной деятельностью он покончил — бандиты к тому времени уже вышли из моды. Он слишком много времени проводил на поле и в океане, так что для своей банды стал матаи — уважаемым, но отошедшим от дел членом группировки, слово которого все еще оставалось для них законом.