Смертельная игра - Фрэнк Толлис

— Нет, — сказал профессор Фрейд. — Еврей пишет родным: «Вот, хотел денег вам послать, да конверт уже запечатал».

Либерман рассмеялся, но скорее над тем, как профессор рассказывал, чем над самим анекдотом. Фрейд изобразил характерный еврейский акцент и в конце шутки поднял руки вверх, гротескно передав манеру, присущую восточноевропейским евреям.

— Расскажу вам еще, — сказал Фрейд. — Молодой человек приходит к свахе, а она спрашивает: «Какую ты хочешь невесту?». Тот отвечает: «Она должна быть красива, богата и умна». «Хорошо, — говорит сваха, — но тогда получится три жены».

Фрейд потушил сигару, и сдержанная улыбка, вопреки его усилиям, перешла в продолжительный хриплый смех. Либерман подумал, что он очень хорошо выглядит. Фрейд стал намного веселее с февраля, когда после несправедливого многолетнего промедления он наконец-то был удостоен звания профессора экстраординариуса. Странно, что человек, чьей карьере мешал антисемитизм, так любил анекдоты про евреев, большинство из которых показывали эту нацию в невыгодном свете. Но профессор Фрейд был непростым человеком, и Либерману совсем не хотелось исследовать характер отца психоанализа. Был только один человек, который мог бы взяться за такое трудное дело — сам Фрейд.

Закончив смеяться, Фрейд поднял палец.

— Еще одну шутку. А потом я остановлюсь.

— Как хотите, — ответил Либерман.

— Откуда известно, что Иисус был евреем? — спросил Фрейд.

— Я не знаю, — ответил Либерман. — Откуда?

— Он жил с родителями до тридцати лет, вошел в дело отца, а его мать считала его богом.

На этот раз Либерман искренне посмеялся.

— А почему вы начали собирать анекдоты? — спросил он.

— Не начал — я собираю их уже много лет. Подумываю написать о них книгу.

— Об анекдотах?

— Да. Об анекдотах. Я считаю, что шутки, как сны и оговорки, раскрывают работу подсознания.

Профессор закурил еще одну сигару. Это была уже третья с тех пор, как Либерман приехал, и кабинет был полон табачного дыма. Часть его, как густой туман, зависла у ног старинных статуэток на письменном столе Фрейда. Либерман подумал, что коллекция Фрейда похожа на мифическую армию, поднимающуюся из вековой трясины.

— Вы уверены, что не хотите еще? — спросил Фрейд, подвигая коробку с сигарами. — Знаете, они очень хороши, кубинские.

— Спасибо, герр профессор. Но одной было вполне достаточно.

Фрейд посмотрел на Либермана так, будто отказ взять еще сигару был выше его понимания.

— Мой мальчик, — произнес Фрейд. — Я думаю, что курение — это одно из самых больших — и самых дешевых — наслаждений в жизни.

Он затянулся, откинулся на спинку стула и блаженно улыбнулся.

— Я нижу, ваша коллекция растет, — сказал Либерман, указывая на фигурки. — Каждый раз, когда я у вас бываю, прибавляется что-то новое.

— Так и есть, — ответил Фрейд. Он протянул руку и погладил по голове маленькую мраморную обезьяну, как будто она была живая. — Это мое последнее приобретение — бабуин, символизирующий бога Тота. Египетская, конечно, тридцатый год до нашей эры или вроде того.

Либерман не особенно разбирался в археологии. Не понимал он также эстетической привлекательности антиквариата, его пристрастия были абсолютно современными. Но, не желая обидеть профессора, он с уважением кивнул.

Пока Фрейд любовался своей коллекцией, Либерман наконец задал вопрос, который его так волновал.

— Герр профессор, могу я проконсультироваться с вами как с археологом?

Фрейд поднял взгляд и улыбнулся, немного смущенный.

— Археолог? Я? Это всего лишь хобби…

Либерман показал на книжный шкаф:

— Но я не знаю никого, кто прочел бы столько книг по этому предмету.

Профессор энергично кивнул:

— Это правда. Стыдно признаться, но я прочел по археологии больше, чем по психологии.

— Возможно, вам следовало стать археологом?

Фрейд выпустил облако дыма, которое тут же повисло над столом.

— Ну, — сказал он, — в какой-то степени я и есть археолог, вам не кажется?

Либерман молча согласился со словами профессора. Затем вытащил из своей кожаной сумки статуэтку из квартиры Шарлотты Лёвенштайн.

— Как вы думаете, это подлинная вещь? — он показал статуэтку Фрейду. — Если да, можно ли узнать, что это?

Фрейд положил сигару в пепельницу, лицо его стало серьезным. Он осторожно взял фигурку в руки и начал ее вертеть, тщательно рассматривая каждую деталь. Тишину нарушали лишь дети профессора, шумно игравшие наверху. На мгновение отвлекшись, Фрейд поднял руку, но тут же снова погрузился в изучение статуэтки. Либерман уже начал подумывать, удобно ли будет напомнить профессору о своем присутствии, когда Фрейд неожиданно заговорил:

— Это из Египта. Похоже на подлинник… но наверняка сказать трудно. Чтобы удостовериться, вам нужно пойти к специалисту.

— А что она изображает?

Фрейд проницательно посмотрел на Либермана.

— Существует только одно божество с хоботом и раздвоенным хвостом. Это Сет, бог хаоса, бог бурь и зла.

Внешне Либерман казался невозмутимым, но в голове его мысли проносились одна за другой. Слова профессора прозвучали ударами молота: бури и зло… Он всегда был уверен, что тайна убийства фройляйн Лёвенштайн — это не более чем хитроумный трюк, хорошо построенная иллюзия. Конечно, это зло. Но впервые Либерман усомнился: какой фокусник сможет вызвать бурю? Он вспомнил необычный для этого времени года шторм, бушевавший в четверг, ослепительные вспышки молний, оглушительный гром, ливень, водопадами низвергавшийся на землю.