Убийство в доме свиданий - Сергей Васильевич Карпущенко

кличкой или псевдонимом, непременно получаемым при поступлении в заведение. Выжигин был уверен, что, обнаружив информатора, а им должен был быть один из чинов паспортного отдела городской полиции, где хранились отобранные у вступавших в дом женщин их документы, можно будет отыскать и убийцу. Еще Выжигин рекомендовал закрыть на некоторое время все публичные дома Петербурга, чтобы постараться за это время закончить дело.

Фотограф, как и обещал, пришел в восемь, и Выжигин сразу бросился к нему:

— Ну что, успели?!

— Как вы просили, — порылся в портфеле заспанный фотограф, обещавший Выжигину изготовить снимки отпечатков пальцев, которые Степан Андреевич обнаружил на ручке шкафа. — Получите.

Даже не поблагодарив мастера, Выжигин кинулся в архив, разыскал фото обнаруженных на сапоге «чиновника» отпечатков пальцев, сел за стол и принялся сличать и даже вскрикнул от восторга, когда понял, что к сапогу и ручке прикасался один и тот же человек. Пожалуй, именно в этот радостный момент Выжигин понял, что работа в сыске завлекла его, пленила, и ни о чем другом теперь он даже и помышлять не будет.

Было начало девятого, и Выжигин, надев пальто, побежал к главному зданию части, где располагались камеры для временно задержанных, а также отделение, куда на ночь свозились при помощи городовых и дворников пьяные, валявшиеся по улицам в бесчувственном состоянии. Именно к дверям такой камеры вначале и направился Выжигин. Он показал служебное удостоверение дежурившему полицейскому и попросил подобрать какого-нибудь уже успевшего отрезвиться любителя спиртного, но чтобы тот имел вид поприличней. Скоро полицейский вывел в дежурку плечистого малого, фабричного рабочего, судя по одежде. Выжигин тут же отвел его в сторонку и заговорил:

— Приятель, ты на часы смотрел?

— Нет, а что такое? — испугался парень.

— Ты ведь, я понимаю, заводской?

— Заводской я, точно, — закивал рабочий, лишь недавно пришедший в себя со вчерашнего перепоя. Было видно, что ему очень нездоровится.

— Так ведь на работу ты уже опоздал, родимый, а я тебе помогу, если одну услугу мне окажешь. Или хочешь, чтобы тебя уволили?

Было видно, что на заводе, где работал парень, порядки были строгие, потому что рабочий скривился и замотал головой:

— Не хочу, господин полицейский! Помогите!

— Ладно, из участка к директору письмо получишь — мы-де задержали, для собственных нужд. А ты вот что подтвердишь, когда я сейчас одну девицу приведу сюда. Только знай, что все это как бы в шутку, вины же за тобой нет совсем…

Через пять минут Выжигин с заводчанином зашли в коридор, где были камеры для временно задержанных, мужчины слева, а женский пол — справа. Надзиратель здесь имелся один на всех, ему-то строго и приказал Выжигин, показав служебную книжку:

— Задержанную Челнокову выведи из камеры минут на десять.

— На то особое разрешение нужно. Не могу! — был непоколебим надзиратель, награжденный природой крепкой, как дубовый комель, статью.

— Братец, — достал Выжигин из кармана «синенькую», — на десять-то минут всего. А то ведь можно и места своего лишиться. Я бы разрешение принес, да долго больно за ним ходить. Ты же рядом здесь постой — не убежит.

Аргументы служителя сыскной полиции, с которой полиция общая ссориться очень не любила, оказались достаточными для того, чтобы обитая железом дверь камеры через минуту распахнулась.

— Челнокова, есть такая? — прогудел надзиратель в зловонную темную пасть камеры. — Выходи!

Даша появилась через несколько секунд. Увидела Выжигина и испугалась. Он шагнул к ней, приветливо сказал:

— Ну, здравствуй. А я к тебе с претензией. Зачем же поклепы на себя возводишь?

Лицо Даши от испуга стало серым, губы затряслись:

— Я не возводила…

А Выжигин, дернув парня за рукав, поставил его напротив девушки:

— Поймали мы убийцу. Вот кто Ленку За-рызину ножом проткнул! — и, обращаясь к парню, потребовал: — Ну, говори! Ты девку публичную зарезал?

— Я это… — как бы нехотя промолвил парень.

— А зачем же такое сотворил?

— Пьяный был, в беспамятстве. Потом в окно убег, как был, голым, — без запинки ответил заводчанин, затвердив то, что велел ему сказать Выжигин.

— Ладно, постой в сторонке, — приказал Выжигин, а сам нагнулся к уху Даши: — Нехорошо полицию обманывать. Зачем же сделала такое, Даша?

Девушка вначале стояла, глаза потупив и тяжело дыша, а потом сказала:

Жить в публичном доме больше не могла! Лучше каторга, решила, чем проституткой стану! Меня хозяйка заставляла к мужчинам выходить, а убежать не могла — паспорт у меня отобрали. Господа Бога молила, только бы избавил меня от этой доли — с мужчинами спать. Вот и позвонила по телефону, который вы мне дали. Наговорить на себя решила Пусть бы каторга была..

И Даша зарыдала, а Выжигин смотрел на плачущую девушку и вспоминал невольно князя, его слова о легкости, с которой женщина может за деньги отдаваться.

— Больше к Афендик не пойдешь, — сказал Выжигин наконец. — Я тебя в другое устрою место, к князю одному. Будешь у него в горничных служить. Только, когда за тобой пришлют и ты снова перед вчерашним полицейским начальником встанешь, от показаний своих откажись решительно. Другой есть виновный! И вот что я у тебя спросить еще хочу: Зарызина Елена была дворянкой?

Даша подняла на Выжигина заплаканное лицо и кивнула:

— Да, все знали, была из благородных.

— Ты в шкафу ее смотрела? Пропали какие-нибудь вещи?

— Да, пригляделась я потом. Платье куда-то делось и шерстяной большой платок.

— Ну все, тебе спасибо. Только помни: от показаний сразу откажись!

Даша лишь кивнула, и Выжигин сам подвел ее к двери, ведущей в камеру, зловонную, холодную и темную, где девушке, однако, было лучше, чем в уютном, сытом, теплом заведении госпожи Афендик.

Григорий Фомич Замысловский, начальник сыскного отделения второго участка Александро-Невской части, читал рапорт Выжигина долго, подперев подбородок обеими руками, и при этом бакенбарды его постоянно и мелко тряслись. Иногда Замысловский коротко похохатывал, и Выжигин, сидевший рядом со столом начальника, мог не сомневаться, что Григорий Фомич не верит ни единому слову рапорта. Наконец Замысловский перестал читать, убрал от лица руки и протяжно сказал:

— НемыслимоІ Просто не-мыс-ли-мо! Я двадцать лет служу в полиции, чего только ни видывал за это время, но чтобы случился такой маскарад с переодеваниями, всеми этими фокусами, клоунскими штуками, — нет, не поверю! Главное — зачем женщине ходить каждый вечер в публичный дом, чтобы убить проститутку? Ведь об этом вы ничего не говорите, милейший Степан Андреевич!

— Не говорю, потому что пока и сам не знаю, — глухо ответил Выжигин. — Возможно, мы имеем дело с психически ненормальным человеком, но не наш ли долг остановить его? Уже ясно, что