Безмолвные лица - Дмитрий Владимирович Ковальски

– Явно не чтобы думать о еде, – заявил человек, чем удивил Грима. – Вы же слышали мелодию флейты?

Грим задумался. Вроде как ночью за витражным окном вместе с шорохом листвы он слышал слабый мотив. Но то мог быть сон.

Возможно.

– И вам удалось сохранить часть памяти. Вы помните имя и прошлые дни, проведенные в Гримсвике.

Тут он попал в точку. До совета его прошлое утонуло в черном болоте.

– Ну, – раздраженно сказал Грим.

Джентльмен никак не отреагировал на смену настроения.

– Эти события связаны. Флейта вызывает состояние гипнагогии, в котором вы способны проникнуть в чертоги своего разума и достать из недр подсознания свое прошлое.

– Чего? – нахмурился Грим. Вот и начались те самые фокусы, о которых он тревожился.

– Иными словами, мелодия возвращает память, но и вам следует приложить усилия.

Приступ злости охватил Грима, и тот вскочил.

– Я не позволю вводить меня в транс. Ни вам, ни флейте! – Он сжал кулаки. – «Иными словами», – передразнил он англичанина, – я надеру вам зад, если будете продолжать свои фокусы!

Джентльмен пожал плечами и равнодушно продолжил:

– Здесь, – он посмотрел на стол, – хранятся тайны города, их хватит, чтобы обменять на приличную одежду и несколько монет, чтобы купить еды и отправиться дальше.

– Откуда вы знаете? – спросил Грим, все еще находясь в агрессивной стойке.

– Просто проверьте, и я вам мешать не буду.

Англичанин занял место у окна и сложил руки на груди в ожидании.

– Здесь? – спросил Грим, подойдя к столу. Человек кивнул.

Словно имея один общий разум на двоих, Грим догадался, что незнакомец говорит не про стол, а про то, что хранится под ним. С большим трудом ему удалось сдвинуть мебель к стене. Этот английский сноб никак ему не помогал, хотя Грим сам ему и запретил шевелиться.

Следом он откинул старый ковер с плотно затоптанным ворсом. Под ним оказался люк, ведущий в подвал. «Значит, англичанин не врал», – подумал Грим. Хотя все это может быть уловкой. Но какой в том смысл.

– Что там? – спросил Грим с подозрением.

– Спуститесь и узнаете.

– Черт с вами!

Грим с силой ударил камнем по старым ржавым петлям, и они с треском отлетели, освобождая дверь. Он с грохотом ее откинул на пол, подняв облако пыли. Перед ним открылась узкая крутая каменная лестница, уходящая вниз, в темную глубину. Ступени были грубо высечены из камня.

– Возьмите факел, – сказал англичанин.

Последовав его совету, Грим с огнем в руках начал спуск к упокоенным тайнам Гримсвика.

4

В городе стало доброй традицией строить маленькие домики в лесах специально для охотников и заплутавших путников. Эти убежища возводились из срубленных на месте елей, а стены тщательно набивались сухим мхом, чтобы укрытия были теплыми даже в суровые зимы. Дома, хоть и небольшие, строились прочными и долговечными, с простыми, но надежными кровлями, выполненными из деревянной черепицы. Внутри всегда оставлялись дрова, солома и иногда немного еды – все, чтобы помочь случайному гостю пережить ночь или непогоду.

Эти скромные строения стали неотъемлемой частью лесных троп Гримсвика. И каждый путник знал, что в тени елей его ждет приют, где можно согреться и переждать холодную ночь.

В одном из таких домиков с крышей, поросшей зеленым мхом, в окружении дикорастущих рябин с алыми, как кровь, плодами, Эрик очнулся от глубокого сна. Он едва мог вспомнить события ночи. Лишь смутные обрывки, которые с трудом воспринимались как правда.

Угли в каменной печи едва тлели, испуская остатки тепла в прохладное утро. Серый дымок тонкими струйками уходил в трубу, а слабый ускользающий свет от тлеющего дерева мерцал за решеткой. За окном медленно светало, но в домике еще царил утренний холод, который печь с трудом побеждала.

Эрик сидел, укутавшись в меховое одеяло, и думал над тем, что его ждет дальше. Он вообще не рассчитывал, что переживет эту ночь. Вопреки ожиданиям, на его теле даже не появилось новых ран и синяков. Тем сильнее его удивляла вся ситуация. Незнакомец со скрипучим голосом исчез, так что мальчик был предоставлен сам себе. Ни цепей, ни веревок, только ломоть хлеба да немного медовухи ждали его на столике возле печи.

Он потянулся за хлебом, голод заставил съесть его быстрее, чем он планировал. Запив еду медовухой, он почувствовал легкое тепло, растекающееся по телу, и расслабился. Наверное, он слишком юн, чтобы пить такой напиток. Но другого ничего не нашел. Да и в такой холод медовуха куда лучше воды.

Приоткрыв дверь, Эрик впустил морозный, пахнущий зимой и снегом воздух. Выходить не стал, только высунул голову, чтобы осмотреться. Холод тут же оцарапал лицо и обжег щеки докрасна. Изо рта шел пар, кое-где на досках виднелся иней, да и сам воздух ощущался иначе. Его не хватало, чтобы надышаться сполна.

Значит, они ушли по тропе, что вела от приюта выше в горы. Эрик всего раз поднимался в горы с другими детьми и прекрасно запомнил это ощущение. Лес поредел. Могучие ели расступились, позволяя остальным деревьям насладиться лучами солнца.

– И куда ты собрался? – Голос появился неожиданно. Эрик вздрогнул и спрятался в домике. Как будто это могло его спасти.

Послышались шаги, затем, скрипнув, дверь отворилась полностью, впуская зиму в остывающую комнату. На пороге стоял незнакомец. Его лицо скрывала широкая шляпа и высокий воротник потертого пальто болотного цвета. К тому же на шее был повязан черный шарф. В руках он держал связку сухих веток и освежеванного зайца. Вид тушки без кожи и шерсти тут же нарисовал в юном воображении иную картину. Хотелось бы ее прогнать, но поздно. Эрик отчетливо увидел, как этот человек точно так же держит его.

– С гор движутся морозы, – сказал он и, не обращая внимания на ребенка, прошел к печи.

Продрогший до костей Эрик захлопнул за ним дверь и сел на узкую скамейку. Его взгляд был прикован к человеку, который аккуратно складывал ветки в печь. Каждое его движение было плавным и размеренным, словно продуманным до мельчайших деталей. Без суеты, без лишнего шума – как будто в этой рутине была своя музыка. Человек налил в чугунный котел воду из ведра и с той же сосредоточенностью опустил туда тушку.

– Вот и поедим, – прохрипел незнакомец.

В ответ Эрик лишь кивнул. Хотел что-то сказать, но от страха язык прилип к небу. «Наверное, мне скормит зайца, а сам съест меня: “Блюдо дня – фаршированный мальчик”». Как ни старался побороть эти страхи, у него не получалось, и с каждой минутой эта картина расцветала в его сознании, как цветочное поле по весне.

Закончив с делами, незнакомец