Заговор дилетантов - Елена Хорватова

Подруг у Лиды оказалось немного, во всяком случае, среди девушек, живущих в пансионе. Но одна из них, по имени Елизавета Эрсберг, все же считала себя приятельницей Лиды. Может быть, тот факт, что обе девушки были немецкого происхождения, помог им сблизиться. А может быть, просто общие взгляды на жизнь…

Белокурая, голубоглазая Лиза Эрсберг до такой степени отвечала всему набору классических представлений о немецкой фрейлейн, что мне постоянно хотелось назвать ее Лизхен. Даже по-русски говорила она с легким немецким акцентом, хотя и совершенно свободно.

Она служила в конторе адвоката Штюрмера и очень боялась опоздать на службу — похоже, господин Штюрмер сумел привить своему персоналу вкус к дисциплине.

Я была шапочно знакома с адвокатом и пообещала позвонить ему и объяснить, что мадемуазель Эрсберг вынуждена задержаться в пансионе по моей просьбе и в связи с чрезвычайными обстоятельствами.

Лиза немного успокоилась. Но только после того, как мой разговор со Штюрмером состоялся и адвокат, как я и ожидала, любезно позволил секретарше прийти на службу попозже, она стала по-настоящему словоохотливой и честно попыталась припомнить все, что ей было известно о жизни подруги.

Выслушав долгий и обстоятельный монолог Лизы, я уяснила для себя следующее — жениха или просто постоянного кавалера у Лидочки не было, близкой родни — тоже, в ресторанах и кафешантанах она никогда не бывала, а уж тем более в ночных кутежах замечена не была…

— Лиза, скажите, а если бы Лидочка собралась на свидание, на званый вечер или в театр, какое платье она бы надела? — осторожно поинтересовалась я.

— Ну, гардероб у нее не слишком богатый, — Лиза замолчала и глубоко задумалась. — Вечернего платья у нее, насколько я знаю, нет. Есть два выходных — шелковое с кружевной вставкой и бархатное с высоким воротничком. Наверное, на свидание Лида надела бы одно из них, хотя, честно признаться, оба они такие простенькие — модели, что называется, для гимназисток. Это только наша Лидия может считать их выходными… А так, в обычные дни, она по-деловому одевается — строгая черная юбка, белая блузка и галстучек. Блузочки у Лиды дешевые, из полотна, но всегда безупречно белые, ни пятнышка, ни складочки, каждый день меняет. Блузок у нее несколько, она сама их стирает — на прачке экономит. Ну, это и понятно, какие наши доходы? А ведь одеться прилично хочется и на черный день хоть пару грошей отложить нужно. Так вот, как раз вчера утром Лида сказала мне: «Последнюю блузку сегодня надела, остальные неглаженые. Постирать — постирала, а выгладить сил не было. Вечером вернусь со службы — и за утюг».

(Вечером Лида, как известно, со службы не вернулась, так что заурядные слова о невыглаженных блузках давали нам новый повод для волнения).

Я попросила Варвару Филипповну взять запасной ключ от комнаты мадемуазель Танненбаум и подняться туда вместе со мной и Лизой Эрсберг.

Внутреннее убранство спален в пансионе «Доброе дело» было предметом моей особой гордости. Никаких старых расшатанных стульев и продавленных кроватей, как в дешевых меблирашках, никаких засиженных мухами гравюр со сценами Страшного суда, никаких облезлых стен, выкрашенных невесть когда в немаркий бурый цвет, и вообще никаких темных тонов — элегантная белая мебель, яркие шторы на окнах, в тон им — покрывала на удобных постелях, подзеркальники с большими зеркалами (здесь живут, как-никак, молодые женщины), в каждой комнате у окна — письменный столик и этажерка для книг (самообразование — великая вещь!)…

Конечно, следует признать, что, сидя у стола, барышня может выглянуть в окно и увидеть там серый день, серый соседский двор с дровяными сараями, серый забор и прогуливающуюся по нему серую кошку. И тут уж я ничего поделать не могу! Но все же и на серую картину лучше любоваться сквозь чисто вымытое окно, полуприкрытое веселенькой занавеской с разноцветными букетиками.

Однако, как известно, нет предела совершенству. Многие девушки проявили самостоятельность и, чтобы сделать свое жилище еще уютнее, ухитрились занять все свободные горизонтальные плоскости вышитыми салфетками и думочками, фарфоровыми голубками, кисками, пасхальными яичками в подставках, вазочками, шкатулочками, гераньками в горшочках, а вертикальные — фотографическими портретами тетушек, кузенов, женихов в эполетах и оперных теноров в концертных фраках, а также непременными крымскими пейзажами в рамках из мелких ракушек.

Комната Лидии была лишена подобных украшений и на первый взгляд поражала неестественным аскетизмом. Ну буквально ни одного фарфорового голубка или вышитого котенка — для молодой девушки, тем более девушки немецкого происхождения, вещь невероятная. При беглом осмотре помещения мне так и не удалось обнаружить ни одного предмета, который не являлся бы строго утилитарным.

С чувством некоторого душевного дискомфорта (легко ли не спросясь производить осмотр чужих вещей?) я распахнула дверцы платяного шкафа.

Оба выходных платья, описанных Лизой, были на месте. Среди прочих вещей она опознала и лучшую шляпку подруги (я бы не рискнула считать это изделие большой удачей модистки), новые туфли с пряжками, пелеринку и даже стопку аккуратно сложенных белых блузок, подготовленных к глажке. Как ни парадоксально это звучит, но выглядела Лидия гораздо лучше, чем одевалась.

Я невольно задумалась о том, что у девушки, имеющей такой гардероб, есть основания сомневаться, что жизнь — веселая штука.

Лизхен смотрела на платья подруги со снисходительной улыбкой умудренной жизнью женщины.

— Вот такой у Лидии вкус, — объяснила она мне, хотя я ни о чем не спрашивала. — Ей давно нужно было бы купить себе что-нибудь приличное. Сюда заходит одна дама, торгующая подержанным платьем… Это совсем не обноски какие-нибудь, а очень красивые, добротные вещи, пару-тройку раз надетые, ну и идут они по сходной цене. И если у вас хорошая фигура, ничего не стоит подобрать что-нибудь подходящее. Правда, в талии обычно приходится ушивать. Чужие платья всегда почему-то широки в талии.

Я невольно бросила косой взгляд на означенную деталь фигуры Лизхен, и мне не показалось, что ее талия заслуживает этих скромных дифирамбов. Люди часто склонны выдавать желаемое за действительное. — Знаете, нужно как-то крутиться, чтобы прилично выглядеть, — продолжала между тем Лиза. — Я и сама люблю хорошо одеваться, да еще и служу в таком месте, где внешнему виду придают особое значение… Купишь, случается, недорогое платье из вторых рук, а к нему какой-нибудь воротничок подберешь, брошечку, шляпку заново отделаешь, шелковый шарфик позатейливее повяжешь — и из дому не стыдно выйти. Так вот, эта дама предлагала Лидии дивное платьице — с двойными буфами, юбка в складку, а лиф расшит серебряным галуном. Очень нарядно и за сущие гроши… В модном салоне такое обошлось бы в кругленькую сумму. А дурочка Лидия отказалась, говорит — это не ее стиль… А что она носит? Можно подумать, в этом приютском фасоне со стоячим воротничком есть вообще какой-то стиль, — Лиза брезгливо оттянула двумя пальчиками подол выходного платья подруги. — Чтобы выдерживать стиль, нужен прежде всего вкус. А это либо дано, либо не дано… Вот эту шляпку, между прочим, я купила у той дамы. Правда, хорошенькая? И совсем-совсем недорого.