Тайна старого саквояжа - Евгений Евгеньевич Сухов

От дыхания такого количества людей над полем повисло облако, для многих кажущееся зловещим. Из толпы стали выбрасывать первые трупы мужчин и женщин, задавленных насмерть. На линейках они отвозились в больницы или морги, но это были лишь «цветочки». «Ягодки» начались позже, когда количество людей на поле достигло полумиллиона человек и стало ясно, что на всех подарков не хватит…

— Надлежит немедленно начать раздачу угощений, иначе они все снесут! — орал в телефонную мембрану капитан Львович, уже доведенный до белого каления.

— Я не могу отдать такого распоряжения! — заорал в ответ Александр Александрович. — Есть приказ начать раздачу подарков в десять утра. Снеситесь с начальником «Особого установления» его превосходительством Бером! Он там всем командует.

Действительный статский советник Бер, каковому Министерством Императорского Двора было поручено устройство народного праздника, прибыл на Ходынское поле в пять утра. Когда он обходил буфеты и на его глазах толпа выкинула в один из межбуфетных проходов труп раздавленного мужика с выпученными глазами и вывалившимся языком, он, перекрестившись, разрешил начать выдачу подарков и угощений.

Вот тут-то и началось то, что увидели обер-полицмейстер Власовский с помощником Рудневым, когда приехали по первому солнышку на Ходынское поле…

И вот он под следствием. И с ним производит дознание судебный следователь по важнейшим делам, статский советник Кейзер. А коли заварилось следствие и дознание, стало быть, возможен и суд, и уж точно увольнение с должности, так и не дождавшись генерал-майорского чина.

А не он ли, полковник Власовский, как только вступил в должность московского обер-полицмейстера в 1891 году, водворил в Москве порядок, которого никогда не было даже при генерале Козлове в бытность его обер-полицмейстером?

Не он ли искоренил царящее в полиции кумовство и взяточничество? Выгнав из полицейских частей и участков Москвы ко псам нечистых на руку приставов и квартальных надзирателей и набрав новых, строжайше запретив брать, под угрозой уголовного наказания, даже подношения в виде штофа водки или куска пирога.

Не он ли, полковник Власовский, заставил домовладельцев под страхом бьющего по карману штрафа и ареста на срок от одного до трех месяцев вычистить наконец выгребные и помойные ямы, сделав Москву в буквальном смысле слова чище?

Не он ли отрегулировал извозчичье движение по Москве, обязав кучеров держаться правой стороны и не слезать с козел во время остановок? Не он разве выставил городовых на перекрестки, с тем чтобы следили и регулировали уличное движение, оторвав их от разлюбезных бесед с кухарками и прочей домовой прислугой?

Не он разве, предприняв неимоверные усилия и дойдя до самого генерал-губернатора, обновил и модернизирован пожарный парк, на что вовсе не обращал никакого внимания прежний обер-полицмейстер Козлов? Э-эх!

Естественно, не всем нравились его нововведения. Крутые и энергичные действия Сан Саныча заставили говорить о нем всю Москву, а кое-кто просто спал и видел, как его выпроваживают с должности. Ну вот — пожалте — дождались. Радуйтесь теперь, злыдни. Теперь он единственный виноватый в произошедшей трагедии на Ходынском поле.

Александр Александрович поднял взор на судебного следователя:

— Я что, единственно виноватый в ходынской трагедии?

— Действия членов «Особого установления» действительного статского советника Бера, гражданского инженера, архитектора Николя, чиновника особых поручений «Особого установления» полковника Иванова и титулярного советника Петрова тоже находятся в сфере нашего внимания, — вполне дружелюбно ответил Кейзер. — Но речь в данный момент идет конкретно о вашем участии или неучастии в этом деле, господин обер-полицмейстер. И этот вопрос крайне важный в определении вашей вины в столь ужасной трагедии.

— Так, стало быть, не я один виновен в том… что произошло? — посмотрел на судебного следователя Власовский.

— Не вы один, — признал Кейзер.

— Это радует, — констатировал Александр Александрович. — Но всех собак вы все же повесите на меня, так? — Власовский с прищуром посмотрел на следователя и добавил: — Как же: обер-полицмейстер отвечает за все! Вот уж иные многие возрадуются! Нет, возликуют! Особенно нерадивые владельцы домов и усадеб, некоторые полицейские чины и поголовно все московские извозчики…

— Без вины виноватых не бывает, господин обер-полицмейстер, — задвигал бумагами, разложенными на столе, судебный следователь по особо важным делам. — Итак, с вашего позволения, давайте продолжим: площадь для народного гуляния не была ограждена забором с устройством надлежащего числа выходов и входов, что препятствовало бы излишнему поступлению людей на площадь гуляния и предупредило бы встречное движение толп народа к буфетам. Кроме того…

— Устройство заборов и ограждений входило в обязанности «Особого установления», — парировал претензию судебного следователя обер-полицмейстер Власовский, не дав следователю договорить. — Это инженерный архитектор Николя должен был устроить и забор, и выходы-входы, но никоим образом не я.

— Должен был, — кивнул Кейзер. — А вы обязаны были проследить за этим, и ежели работы не были закончены — дать знать.

— Кому дать знать? — не без иронии спросил судебного следователя полковник Власовский. — Этому самому инженеру Николя? А сам он разве об этом не знал?

— Не только господину инженеру Николя, — ответил судебный следователь по важнейшим делам и, немного помолчав, произнес: — Господину генерал-губернатору, к примеру.

— Генерал-губернатору? — не без иронии переспросил Александр Александрович. — А разве вы не знаете… — Тут Власовский хотел добавить, что ему, одинаково, как и любому другому, чем жаловаться великому князю и что-либо просить у него, легче сделаться балериной Императорского театра и танцевать Офелию. Поскольку мало того, что к Сергею Александровичу не пробиться, а тем более что-либо выпросить для дела, так еще и головомойку немалую можно схлопотать незаслуженно за причиненное его высочеству «беспричинное» беспокойство.

Хотел, но не сказал. А к чему? Ведь генерал-губернатору древней столицы уже официально и публично была объявлена благодарность от государя императора «за образцовое проведение торжеств по случаю коронации». И сколь ни ищи генерал-губернаторской вины в случившемся на Ходынском поле, он все равно останется чист, как младенец. Дядя государя императора не может быть ни в чем виновен по определению…

— Что, прошу прощения, я должен знать? — спросил судебный следователь по особо важным делам.

— Ничего, сударь, — не очень вежливо буркнул Власовский и уперся взглядом в окно.

— Хорошо. — Кейзер на грубость обер-полицмейстера поморщился, но, похоже, понял ее подоплеку и промолчал. — Кроме того, — продолжил он обвинительную часть дознания, — к вам трижды обращались чины «Особого установления» его превосходительство господин Бер, чиновник особых поручений полковник Иванов и титулярный советник Петров с предложением совместно обсудить меры об охранении благочиния и безопасности во время проведения народного гуляния на Ходынском поле. А вы что им ответили? — строго посмотрел на собеседника судебный следователь, как смотрит учитель на нерадивого ученика.

— И что я им ответил? — перевел взгляд от окна на Кейзера