Призрак Викария - Эрик Фуасье

стола. Затем он принялся зажигать лампу, с особой тщательностью отрегулировав длину фитиля. Когда дело было сделано, он поставил лампу рядом с металлическим диском и накрыл все стеклянным колпаком. – Мы готовы, – оповестил Обланов торжественным тоном. – Барьер из стекла не даст зловредным флюидам повлиять на наш эксперимент. – Говоря это, он пристально посмотрел в глаза Исидору, и последнему почудился вызов в глубине блестящих черных глаз. – А теперь я попрошу вас, дорогой наш хозяин, позвать кого-нибудь из слуг, чтобы потушили все свечи. Этой масляной лампы и поленьев в камине будет достаточно. Слишком яркий свет может вспугнуть дух вашей покойной дочери.

Когда комната погрузилась в полумрак, все взгляды обратились к полированной металлической поверхности диска, от которой исходило какое-то сверхъестественное сияние. Обланов медленно протянул над столом руки ладонями вниз. По его знаку все сделали то же самое, касаясь друг друга так, что получился колдовской круг со стеклянным колпаком в центре. Атмосфера была предельно напряженная, и казалось, что каждый слышит, как бьется сердце у соседей по правую и левую руку.

Затем, в полной тишине, снова зазвучал голос Павла Обланова – очень низкий и тихий, будто потусторонний:

– Бланш, вы здесь?.. Мы собрались этой ночью ради вас… Ваш батюшка безутешно скорбит, с тех пор как вы его покинули… Бланш, если вы меня слышите, явитесь нам…

Несколько минут ничего не происходило. С олимпийским спокойствием Обланов повторил приглашение:

– Бланш, сжальтесь над страждущей душой вашего бедного отца… Позвольте ему увидеть вас в вечном расцвете юности…

На сей раз призыв не остался без ответа. Поверхность посеребренного диска замутилась.

– Смотрите! – прошептала баронесса де Лонэ. – Это же… это невероятно! Там как будто бы проявляется образ…

Все напрягли зрение и должны были признать очевидное. Металлический диск будто бы запотел, а потом на нем стали проступать из небытия смутные контуры – начал формироваться овал, и вскоре ошеломленным взорам участников сеанса предстало улыбающееся лицо совсем юной девушки со светлыми локонами. Это был не рисунок и даже не портрет, написанный художником. Изображение на диске выглядело совершенно реалистичным, отчетливым и точным, как отражение в зеркале. Не хватало только красок жизни, ибо лицо это было словно бы слеплено из серого пепла.

Фердинанд д’Орваль, разорвав круг, схватился за сердце. Из его горла вырвался хрип, затем несколько слов, похожих на стоны:

– Бланш! Это она! Воистину она!

Исидору стало трудно дышать. Все это время, отчаянно стараясь совладать с эмоциями и сохранять ясность рассудка, он то и дело отводил взгляд от посеребренного диска, чтобы следить за выражением лица и действиями Павла Обланова. Поэтому не могло быть ни малейших сомнений, что последний не только ничего лишнего не подложил под стеклянный колпак, но даже ни разу к нему не прикоснулся с тех пор, как начал взывать к духу. И как это ни удивительно, нужно было признать, что лицо девушки само появилось на полированной поверхности, словно бы вынырнув из небытия. Могла ли это быть мистификация, какой-то ловкий фокус? Если так, юный полицейский не находил совершенно никаких объяснений тому, как Обланову, этому бесу, удалось всех обмануть.

Однако поводы для изумления еще не закончились. Потрясенный явлением дочери, Фердинанд д’Орваль вскочил, поднял стеклянный колпак и, взяв металлический диск в ладони, шатаясь, подошел к камину, рухнул там на колени и поднес диск ближе к пламени, чтобы лучше рассмотреть проявившийся таинственным образом призрак.

Шепот, прерываемый рыданиями, сорвался с его губ:

– Да, это ты… Это ты, моя девочка, моя Бланш…

Тем временем Мелани подступила к Павлу Обланову. На ее лице читались смятение и с трудом сдерживаемый гнев.

– Что вы сделали? – процедила она сквозь зубы. – Как вам это удалось?

Исидор сказал себе, что нужно вмешаться, пока не случилась беда, но супруги де Лонэ не оставили ему шансов. Они не поняли сути происходящего между медиумом и хозяйкой – подумали, что Мелани таким образом выражает прославленному медиуму свое живейшее восхищение, и тоже принялись его наперебой восхвалять. При этом Обланов сиял как медный таз и триумфально на всех поглядывал, так что Исидор даже усомнился на мгновение, уж не померещилось ли ему, что тишайшая Мелани несколько мгновений назад была готова расцарапать медиуму лицо, вдруг обратившись в разъяренную тигрицу. В этот момент преисполненный душераздирающего отчаяния возглас заставил всех пятерых обернуться к камину.

– Что же это?! Что происходит? Павел… Павел, прошу вас, сделайте что-нибудь! Она уходит… Бланш! Она исчезает!

Фердинанд д’Орваль, стоявший на коленях у огня, обратил к ним безнадежный взор, а в руках у него был металлический диск, снова ставший тускло-серебристым, лишенным всякого изображения.

Глава 13,

в которой подтверждается, что убийца всегда возвращается на место преступления

История вечно ходит по кругу…

Фраза, произнесенная соседом Аглаэ в оперном театре, послужила спусковым крючком для мыслей Валантена. Она наложилась на последние строки письма Викария, найденного в сундуке Образины, на те мудреные слова монстра, в которых он ставил под сомнение способность полицейских видеть скрытые загадки и напоминал, с некоторым искусственным нажимом, пословицу про сапожника без сапог. Тогда, в театре, Валантену на ум внезапно пришел последний известный ему адрес преступника – заброшенная сапожная мастерская в квартале Сен-Мерри. Отправляясь в логово Викария прошлой осенью [52], инспектор надеялся схватить наконец своего бывшего мучителя. Что, если история и правда готова совершить круг и Викарий снова выбрал то же место, чтобы заманить его в ловушку? Быть может, для монстра это дело чести – одержать победу там, где Валантен сам некогда рассчитывал его поймать?

Чем больше инспектор об этом думал, тем больше убеждался, что такое весьма вероятно. Подобный ход мысли был вполне характерен для извращенного разума его старого противника. Более того, говорил он себе, Викарий мог какое-то время назад снова обосноваться в заброшенной мастерской сапожника. Возможно, он полагал, что никто не станет искать его в прежнем убежище, которое, как ему было известно, уже раскрыто. Это тоже было очень похоже на Викария. Ибо хищник сей был не просто безжалостным, но также чрезвычайно хитрым и умным. Дьявольски умным.

Вот почему в эту среду, отправив послание своему другу Видоку с просьбой навести справки о некоем Пьере Овраре, странствующем артисте, Валантен вышел из дому примерно в тот час, когда Исидор явился в имение «Буковая роща», и, быстро доехав на фиакре до квартала Сен-Мерри, ступил на самое дно Парижа.

Днем здешние места выглядели не менее зловеще, чем по ночам. Они являли собой переплетение грязных зловонных закоулков,