Все идет по кругу - Сьюзен Даймонд

Когда Жюстин вернулась после очередного собрания в понедельник поздно вечером, дом был пуст. Хотя муж и сыновья скорее всего не раз проходили мимо журнального столика в коридоре, почта так и осталась неразобранной. Жюстин быстро просмотрела корреспонденцию не снимая с плеча сумку. Несколько счетов, пять-шесть журналов и каталогов, два приглашения, рекламные объявления, письмо из банка, где сообщалось об очередном пополнении счета.

Каждую вторую пятницу Робби заезжал в банк, чтобы положить чеки на хранение и внести наличные на основной текущий счет, и клал тысячу восемьсот долларов на личный счет Жюстин, чтобы она могла ежемесячно оплачивать ипотечный залог на дом. Часть денег шла на оплату кружков и секций, где занимались их сыновья. Этот счет был основан на ее же зарплате. С него же она брала деньги на покупку еды, одежды, бензина, бытовых приборов и зарплату домохозяйке.

Жюстин не помнила, когда появилась эта финансовая договоренность или когда она начала ее раздражать. Жюстин никогда не испытывала недостатка в деньгах. Когда ей требовалось заплатить налоги или сделать какие-то крупные приобретения, она обращалась к Робби и тот клал на счет дополнительную сумму. Раздражало, что постоянно приходилось просить, хотя это были деньги, взятые из семейного бизнеса, где номинально она являлась совладельцем и где к ней относились как к простому бухгалтеру. Жюстин даже готовила большую часть чеков на подпись мужу, в том числе и предназначенные для ее «личных» расходов, но никогда не была сопоручителем.

«Это ничего не значит», — говорил Робби всякий раз, когда Жюстин подвергала сомнению соглашения, кажущиеся ей неэффективными и несправедливыми. Его мать всю жизнь работала в семейном бизнесе, но когда дело касалось финансов, за дело брался отец, а матери оставалось лишь заниматься домашним хозяйством. Понятие заработной платы отсутствовало. Когда бизнес процветал, вся семья получала выгоду.

Жюстин, конечно же, желала добра своей семье, но хотела и другого — например, общий семейный счет с именами двух людей, имеющих право подписи. Она стремилась быть полноправным партнером — работать, управлять делами компании, изменить ее, заниматься не только поставкой обычных садовых и полевых растений, но и редкими сортами и садоводством.

«Конечно, это наш общий бизнес. Я бы ничего не добился без тебя, — частенько говорил Робби и выглядел при этом озадаченно. Зачастую во время подобных разговоров он стоял в дверном проеме, готовый в любую минуту уйти. — Банковские дела — обычная механика. Меня полностью устраивает нынешнее положение».

Фактически так оно и было. Но каждый раз, получая квитанцию из банка, подтверждающую, что Робби перевел «их» деньги на «ее» счет, она мечтала о многочисленных оранжереях, длинных рядах посевов и прекрасных клумбах, о кустах и деревьях. Себя она представляла управляющей питомником, имеющей собственный капитал, занимающейся как готовой, так и экспериментальной продукцией, маркированной и документированной. Ей очень хотелось, чтобы продукция пользовалась спросом, и, может, когда-нибудь так и будет.

Жюстин рассказывала Робби о своих мечтах, которые не давали ей покоя со дня их свадьбы, когда собственная карьера отнимала у нее не так много времени и она могла помогать мужу. Но Робби, старший сын в семье и первый выпускник колледжа, всегда говорил одно и то же: «Меня все устраивает. Так будет лучше для всех».

Жюстин притягивало к мужу доверие и его внимание, как и преданность своим родителям, бабушкам и дедушкам, ее родителям и братьям. Сплоченность семьи для нее была очень важна. Робби много работал. Любил ее, посвящая ей все семейные обеды и праздники. Говорил прекрасные длинные тосты в ее честь. Он покупал ей подарки, из путешествий постоянно привозил одежду и украшения. Вещи всегда ей подходили — у Робби был превосходный вкус. Но когда Жюстин захотела проколоть уши, он остался непреклонен: «Мне это не нравится». И вопрос с ушами был исчерпан.

С почтой в руках Жюстин зашла в полутемный холл и положила сумку рядом с обувью, стоящей в ряд у плинтуса под небольшим деревцем. Робби нравились белые ковры с густым ворсом, поэтому все снимали обувь в холле и ходили по дому в носках или чулках. Многие люди желали такой устроенной жизни, как у нее.

Однако Жюстин не стала снимать свои туфли на шпильках, прошла по коридору и поднялась по ступенькам, застеленным ковровым покрытием. Каблучки оставляли на нем крохотные полукруглые отметины.

Она попросила подруг подъехать к задней стене дома, чтобы они могли спокойно поговорить. За домом располагался старый гараж — бельмо на глазу для Робби и настоящее убежище для Жюстин. Гараж хотели снести, но когда Робби построил себе подземную стоянку прямо напротив особняка, ветхое строение решили оставить.