Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Балашову убили в зале. А Сережка сидел в другом конце здания. И ты, Катька, лучше помолчи со своими озарениями. Шлепнулось ведь за стеной, то есть в соседнем кабинете.

— Или через кабинет, если окно было там открыто. Или через два… Нет, через два я бы не услышал. — Мещерский устало откинул голову на спинку кресла. — Ясно же только одно: он был в здании, ребята. Я его наверняка видел, когда шел к себе, ну там, в коридоре, где мне попалось столько незнакомых.

— Почему он ее укокошил именно там, в музее? — Кравченко хмурился. — Зачем так глупо рисковать? Ну уж если его так тянет к старикам, сел бы снова в засаду на дальней станции, как в прежних случаях, подкараулил бы в безлюдном месте бабульку — и забавляйся сколько душе угодно.

— Это у него был импульс, мгновенная, неконтролируемая вспышка. Ну как затмение — накатило, и все, — снова влезла Катя. — Психи, они все так непредсказуемы.

Мещерский обернулся к ней.

— Меня про Витьку там спрашивали, — сказал он тихо. — Особенно следователь прокуратуры допытывался: давно ли дружите, правда ли, что он служил в Афганистане. Про других-то я вообще ничего не могу сказать. Так меня все про него пытали.

— Ну так и должно быть. У ментов такой стереотип мышления: раз афганец, значит, того, сдвинутый, — Кравченко постучал пальцем по лбу. — Синдром войны. Да ты не переживай, князь. Тебя про него, а его про тебя долбали. Они ж синхронно по всем фигурантам работают в таких случаях. А ведь ты теперь тоже, Серега, подозреваемый по делу века. Поздравляю.

— Мерси, — Мещерский поморщился. — В нашем роду за триста лет никто еще не привлекался к следствию и суду.

— Надо же кому-то первым быть. Ну ладно, молчу, — Кравченко хлопнул его по руке. — Итак, братцы, главная версия следствия по делу — геронтофилия, так?

— Да, — Катя пригорюнилась. — Я вчера кое с кем в розыске переговорила. Они, правда, как всегда, в запарке там. Кемеровскую бандгруппировку взяли, за ней пятьдесят трупов по всей стране. А Колосову шеф выволочку устроил: выговор объявил, а также «личное усиление». К кемеровцам его и близко не подпустили. «Будешь, — говорит, — работать день и ночь по геронтофилу, пока не раскроешь. Замкнул дело на себя, значит, действуй».

— И помощи не проси, — хмыкнул Кравченко. — Да знаю я эту систему. У нас в конторе тоже так было, а чуть что — неполное служебное.

— Этот геронтофил, он какой-то бестелесный, — продолжала Катя. — Точно призрак. Ни отпечатков пальцев его нет, ни выделений, — она кашлянула, — ни следов.

— Но в двух случаях следы были.

— Непригодные для идентификации. Смазанные.

— Обезьяньи, — Кравченко снова ухмыльнулся. — А пинкертон твой действительно простодушный, оказывается.

— Такой же, как и ты.

— Не такой, — он поймал ее за руку, потянул к себе.

— Пусти меня!

— Не такой, а… хуже. Ну, скажи: Вадечка лучше.

— Отстань, мы о серьезных вещах говорим!

— Разве можно в двух различных ситуациях одинаково поскользнуться в грязи? — Мещерский удивленно поднял брови.

— Можно. Я вон зимой по сорок раз в день скольжу, — заверила его Катя. — Просто у меня слабые ноги. И плохая координация движений.

— Координация движений? Интересно. Я подумал: Ну ладно, неважно. А зачем ему рубила? — Мещерский поглаживал ладонью подлокотник кресла. — Почему именно рубило он брал с базы в качестве орудия? Он мог бы взять любой предмет, достаточно тяжелый: свинцовую болванку, лом, дубинку, нож, наконец.

— Он не режет свои жертвы, а убивает тем же способом, которым убивали неандертальцы, — выпалила Катя.

— Это всего лишь совпадение. Такого быть не может.

— И ничего не совпадение. Колосова это просто сразило сначала. Вот только он до сих пор причины не поймет.

— И мы ничего не поймем в этой ерунде, — Кравченко поднялся. — Тут даже мозги себе засорять не стоит. Если он геронтофил, у него своя причудливая логика поступков. А может, и логики никакой нет.

— Нет, логика есть. Есть, — Мещерский закрыл глаза. — Почему же он бежал, а? Что его заставило?

* * *

Мысли примерно на эту же самую тему, но несколько иного плана не давали покоя и Никите. После тяжелого разговора с начальством он, взвинченный и злой на весь свет — как же, посмели усомниться в его профессионализме в присутствии его же собственных подчиненных! — не поехал домой, а остался на сутки.

Было два часа ночи. По всему управлению свет был погашен. Освещалась только дежурная часть розыска. Мимо колосовского кабинета по коридору пробухали тяжелые башмаки: дежурная группа в составе оперативников и сотрудников спецподразделения вернулась с обыска одного из тайников кемеровской бандгруппировки. Операция закончилась удачно: изъяли много стволов, три радиоуправляемых мощных взрывных устройства, средства связи. В коридоре слышались усталые, но довольные голоса коллег. А Никита впервые за все время работы чувствовал себя выключенным из их жизни, лишним в том самом месте, которое давно уже стало для него вторым домом.

"Почему он разувался в лесу? — сверлила неотступная мысль. — Что за блажь бегать босиком? А здесь, в здании на Колокольном, как он действовал? Тоже разувался? И почему он так рисковал, напав на очередную жертву при стечении народа? Неужели больше не мог терпеть?

Или вообще уже не способен себя контролировать, адекватно оценивать ситуацию и собственное поведение?

Нет, нет, моя главная ошибка в том, что я рассматриваю каждый раз одно отдельное происшествие, фактически останавливаюсь на эпизодах, частностях. А надо попытаться охватить всю картину в целом, все четыре убийства. Они похожи и не похожи, как и мои подозреваемые. Во всех четырех мы имеем потерпевшими пожилых женщин. То есть налицо определенный устойчивый выбор объекта. Далее, в двух случаях из черепов извлекался мозг, в двух на месте происшествия оставляют нечеткий след, в двух же случаях на потерпевших разрывают одежду. В трех случаях трупы вытаскиваются на видное место, и во всех случаях у жертв не трогают ценностей. Ну и? Вписывается ли все это в картину действий геронтофила? И да, и нет. И что дальше? — Он опустил голову на руки, закрыл глаза: вертелись и вертелись какие-то сияющие багровые круги. — Я застопорился на семерых подозреваемых. Правильно ли это? Да. Потому что все они имеют отношение к орудию преступления — мустьерскому камню. Но Иванову вроде бы теперь можно отбросить. Или… А кто проверит, действительно ли она в тот день оставалась на базе? Обезьяны, что ли, ей алиби сделают? Бесспорный