Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

Полк махнул рукой на Джордана и взял у эксперта бумагу.

«…Смерть наступила от удушения петлей между двумя и тремя часами ночи…»

Хотя это вовсе не исключает, что Драпкин не влез сам, а его засунули в эту петлю.

В описательной части протокола Полк обратил внимание на фразу: «В области грудины большая ссадина и кровоподтек размером шесть на семь с половиной дюймов». Он спросил эксперта:

– Отчего могла произойти такая ссадина?

– Прижизненное повреждение, – пожал плечами эксперт. – Похоже на удар…

– Удар такой силы в грудь?

– А что удивительного? Тренированный каратист может ударом тэби-йоко-гери проломить грудную клетку…

– Что за удар? – поинтересовался Джордан.

– Поражение противника пяткой в прыжке. Знаешь, как они кричат в кино: «Й-а-а-а!»

– Знаю, – мрачно кивнул Полк. – Предполагаю, что вот так врубили в грудь Драпкину… Он потерял сознание, и его вдели в петлю…

Конолли заметил:

– Садисты… Драпкин потерял бы сознание от одного клича «Й-а-а-а!», – и снял трубку давно трезвонящего телефона. – Отдел убийств, инспектор Конолли слушает… Да, здесь… Хорошо, передам.

Бросил трубку, почтительно наклонил свой замечательный пробор.

– Старшему специальному агенту Полку сообщают из секретариата директора ФБР, что виза в посольстве на него получена и через пару недель он может вылетать в Москву… Большое угощение для нас всех устраиваешь сегодня за свой счет…

– Это тоже директор передал? Насчет пьянки? – уточнил Полк.

– Это мы с директором тебе сообщаем вместе… – вздохнул Конолли.

54. МОСКВА. ОРДЫНЦЕВ. ЮСТИЦИЯ

Задержанный Арчил Мамия, по кличке Мамочка, надо отдать ему должное, вел себя очень грамотно. По существу, допустил одну тактическую ошибку – сильно нагрубил при задержании Любчику и Киту. Ну, естественно, они наколотили ему по барабану так, что сопли из ушей потекли.

Арчил Мамия, двадцати четырех лет, уроженец Сухуми, образование незаконченное высшее – два курса торгово-экономического института, в армии не служил, привлекался за воровство, разбой, хранение огнестрельного оружия, с двенадцати лет живет в Москве. Начинал с тралерства – извоза проституток. По оперативным данным, является правой рукой бандита Нарика Нугзарова в его преступной группировке.

Его привели ко мне на разговор уже не такого наглого и смелого, но держался Мамочка своей линии твердо.

– Недоразумение! Граждане командиры! Недоразумение у вас со мной! – уверял он. – Вы меня за кого-то другого держите… Я ничего не знаю… Нигде, никогда, ни на каком Курском вокзале не был… Не знаю ни про каких ваших сотрудников… Кто такой Нарик, не слышал и слышать не хочу…

Мы ему устроили мельницу – сутки кололи непрерывно, вчетвером. Почти двадцать четыре часа Любчик, Кит, Мила и я допрашивали его обо всем, что как-либо относилось к его участию в банде Нарика и обстоятельствам убийства Валерки Ларионова.

Под утро он уже валился со стула, лицо было синюшного цвета, и только жуткий рваный шрам – от угла рта до самого уха – рдел на его острой морде с крысячьими чертовыми ушками. Но не кололся и стоял жестко. Под утро меня вызвал из кабинета в коридор Куклуксклан:

– Эксперты не подтверждают идентичность голосов…

– То есть как не подтверждают? – взвился я.

Эксперты-акустики сравнивали запись голоса по телефону, оставшуюся после убийства Ларионова, и голос Мамочки, записанный сейчас.

– Нет, они не говорят, что это разные люди, – развел руками К.К.К. – Но дать категорическое заключение о том, что два образца голосов, которые мы имеем, идентичны по всему спектру звуковых характеристик, они отказываются. Материала для сравнительного анализа очень мало…

По существу – единственная моя серьезная надежда прищемить этого гаденыша всерьез. Остальное – косвенные показания на Мамочку, которыми мы могли только закреплять полученные показания. Заставить его заговорить это не могло. Итак, здесь у нас большой облом.

А он пер свое уверенно, будто бы знал, что помощь ему будет обеспечена. И спасательная экспедиция скоро начала шевелиться, причем сразу же – резво.

Из прокуратуры позвонил к концу дня Бестужев, надзирающий прокурор, и спросил весело:

– Сергей Петрович, нам тут весть принесли, будто бы вы задержали Мамию…

– А кто принес? Весть – я имею в виду…

– Ну кто же вести разносит? Известно – сорока на хвосте…

– Сорока, думаю, воровка? Или бандитка? Из той же бандгруппы? Или со стороны?

Бестужева я знал довольно давно. Мы его для точности называли Бестыжевым.

Он хмыкнул:

– Кто же их сейчас разберет… Так что – это соответствует действительности?

– Допустим, соответствует, – осторожно ответил я.

У Бестыжева потяжелел голос:

– Что это у вас за формулировки, Ордынцев? «Допустим»! Или задержали, или нет! Но я знаю, что задержали!

Тут уж и я локоть вперед выставил:

– Восхищаюсь, Бестужев, зоркостью нашей прокуратуры… Бдите! Не успели бандюгу заловить, а вы уже тут как тут – в курсе дела! Вы что, по всем задержаниям так остро реагируете?

– А вот это не ваше дело, Ордынцев! – отрезал прокурор. – Главное, что мы реагируем по всем случаям необоснованных задержаний.

– А почему вы решили, что Мамия необоснованно задержан?

– Ха-ха-ха! – Он не смеялся, а декламировал смех. – Были бы основания, вы бы с утра уже тут трындели! Вот скоро введут закон о судебном порядке задержания и ареста, тогда вы с вашими штучками запляшете…

Он мне сильно надоел, чернильный выкормыш. Спросил я его вежливо, душевно:

– Скажите, Бестужев, а чего вы так жопу за него рвете?

А он и глазом не моргнул, телефонным ухом не повел:

– Потому что лучше жопу рвать, чем закон сапогами попирать! Мы не можем допустить, чтобы вы превратились в параллельный бандитский отряд. Держава вас уполномочила держать в узде преступников, а не раздвигать их фронт дальше. И за этим будем тщательно надзирать.

– Ну и надзирайте себе на здоровье… Раз вам держава велела держать, но не задерживать…

– Ладно, давайте прекратим эту ненужную дискуссию! – отрезал Бестыжев. – Завтра к одиннадцати часам прошу вас быть у меня с материалами дела…

Я вернулся в комнату, где ребята трясли Мамочку, а он им убежденно доказывал:

– Вы же затрюмили невинного человека! Вот и доказывайте, что я преступник. А кроме как отдуплить невинного человека, у вас никаких аргументов нету… Вам главное – честного человека превратить в лагерную пыль…

Любчик устало говорил:

– Да хватит тебе быковать, Мамия… Ты не лагерная пыль, ты – нормальная городская тротуарная грязь… И будешь париться в остроге все равно…

– А вот увидите – не буду! – нагло уверял Мамочка.

Он знал, гадина, что и под стражей он будет в безопасности. Его поддержат извне беспрерывными заявами, «телегами», проплатами, блатными звонками, непрерывным прессингом по всему нашему загаженному правовому полю.

В девять утра я