Смерть по частям - Риту Мукерджи

подброшены. Мы должны поверить, что это Анна. Вероятно, убийца знал наверняка, что неизвестная беременна. Последнее должно было придать лжи еще больше достоверности: Анна покончила с собой из-за несчастливой любовной связи.

— Значит, кто-то знал об интрижке и пытался выставить Торнтона виновным, — заключил Дейвис.

— Вот именно, — согласилась доктор Уэстон. — Чтобы отвлечь внимание полиции от чего-то еще. — Она достала из папки листок бумаги. — Нам известно, что Анна видела письмо с угрозами, которое получили Кёртисы. Может быть, она видела и другие письма.

И доктор Уэстон протянула листок Дейвису:

— Это касается старшего мастера литейного цеха. По словам Эйба Гриффина, он не прочь поговорить. Они с Гриффином друзья. Этот человек был на заводе в ночь пожара и может кое-что нам рассказать.

Дейвис взял записку.

— Я хотела бы пойти с вами, — объявила доктор Уэстон.

— Исключено. — Дейвис поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Он допускал, что это многообещающая зацепка. Но если он затеет собственное расследование, Фолькер взбесится. Особенно если доктор Уэстон будет набиваться ему, Дейвису, в компанию.

— Прошу вас, сержант. — Лидия подняла на него глаза. — Результаты вскрытия потрясли меня не меньше, чем всех вас. Пожалуйста, поверьте мне. Может быть, Анна еще жива. Разговор может оказаться очень важным.

Дейвис не знал, как быть.

— К тому же зацепку вы получили благодаря мне.

Приходилось признать, что доктор Уэстон права.

— Ладно. Идемте, — смягчился Дейвис.

25

Лидия видела, как Дейвис, привстав в кэбе, высматривает ее в уличной толпе.

Она стояла на углу Восьмой и Пайн-стрит — они уговорились встретиться именно там. Лидия помахала Дейвису рукой в перчатке, лошади пошли медленнее, и кэб остановился.

Лидия сразу поняла, как Дейвиса удивил ее вид. Она надела простое темно-синее платье и плащ с медными пуговицами — других украшений в ее наряде не было. Темные волосы она убрала под шапочку, из-под которой не выбивалось ни единой пряди.

— Я вас и не узнал. Чуть не принял за проповедницу трезвости, их в этом районе много.

— Боже сохрани!

Дейвис протянул ей руку, чтобы помочь взобраться в кэб, однако Лидия в этом не нуждалась. Она ловко поднялась на подножку и села рядом с ним.

— Вы сказали, что надо одеться неприметно, чтобы смешаться с толпой. Вот и все, сержант.

Кэб загромыхал по Восьмой улице. Вскоре они свернули на Фронт-стрит, которая тянулась параллельно Делавэр-авеню и одноименной реке, служившей восточной границей этой части города. Жилые районы сменились суровым коммерческим центром, дома и магазины уступили место электростанциям и сталелитейным заводам, мануфактурам и сортировочным станциям. Здесь было множество предприятий, работавших на триумвират угля, железа и стали, а он, в свою очередь, позволял работать паровой махине железной дороги. Лидия знала эти названия: “Болдуин Локомотив” [33], “Уильям Крамп и сыновья” [34], “Моторостроительная компания”, “Кенсингтонское сталелитейное производство” — легендарные компании, на которых зиждилась экономика Филадельфии. Это место словно было создано для литья стали: район располагался недалеко от товарных станций пенсильванской и филадельфийской железных дорог, сюда же приходили поезда из Рединга. А всего в нескольких кварталах текла Делавэр, с ее верфями и причалами пароходных компаний, чьи корабли пересекали Атлантический океан.

Дейвис попросил возницу высадить их за несколько кварталов от литейного завода. Несмотря на холодный день, Лидия ощутила липкую влажность — признак того, что рядом вода. Вдали прозвучал печальный гудок парохода. В воздухе мешались пар и дым, валивший из заводских труб, которые высились, словно город в городе.

Лидия и Дейвис протискивались мимо стоявших по двое-трое мужчин в фабричных робах, их лица были грязными от пота и копоти; вокруг слышался грубоватый смех. На улице не было ни одной женщины. Лидия шла, не поднимая глаз, и держалась поближе к Дейвису.

— Старшего мастера зовут Мэтью Джоунс. Он просил, чтобы мы пришли к концу смены, — сказала она. Эйб Гриффин прислал записку с указаниями, в которой настаивал, чтобы они, разыскивая Джоунса, не упоминали его фамилию.

Сталелитейный завод занимал почти целый квартал. Вывеска над главными воротами гласила: “Уильям Кёртис и сыновья. Сталелитейное производство. Филадельфия”. У входа они с Дейвисом задержались, чтобы пропустить людской поток — закончилась дневная смена. Заводской двор походил на оживленную городскую площадь, его окружали открытые мастерские кузнецов и плотников. Посредине высилась колоссальная башня, вмещавшая доменную печь. Лидия запрокинула голову, чтобы рассмотреть ее. Дым, извиваясь, поднимался к небу.

Дейвис без труда нашел мастерскую с зеленой дверью, про которую говорил Гриффин. Мастерская оказалась кузницей, в которой никого не было, огонь в горне не горел. В полутьме Лидия разглядела тяжелые лопаты с ручками и длинные, тонкие железные прутья — все, что потребно, чтобы выдержать жар печей. Они с Дейвисом стали ждать.

Дверь распахнулась, впустив немного света, и вошел какой-то человек. Низкорослый, крепко сбитый, с коротко стриженными черными волосами, он сразу произвел на Лидию впечатление силача. Человек поднял маленький газовый фонарь и уставился на них.

Джоунс был рассержен.

— Какого черта вы сюда явились? О чем вы думали? Эйб сказал, что вы врач, но он не говорил, что вы женщина!

— Мистер Джоунс, Эйб говорил, что вы можете нам кое-что рассказать. Пожалуйста!

Джоунс замотал головой:

— Нет, вас кто-нибудь увидит. Уходите.

— Прошу вас! Одна молодая женщина убита, еще одна исчезла без следа. Она была служанкой в доме Кёртисов. Эйб дружил с ней. И я дружила.

— Вот как, значит.

Джоунс закрыл за собой дверь, теперь его фигуру освещал только фонарь. Усевшись на табурет, он напряженно, беспокойно поерзал.

— Ну ладно. Я в долгу перед Эйбом. Он говорил, что эта история причинила Кёртисам немалые хлопоты?

— Да, — подтвердил Дейвис.

— Это хорошо. Пусть-ка получат по заслугам.

Лидия и Дейвис переглянулись.

— Ходят слухи, что тот пожар не был случайностью, — начала Лидия.

Джоунс молчал, цепко глядя на них.

— Это правда? — спросил Дейвис.

— Во время войны мы все работали на победу. Литейный цех много значил для северян [35]. Многие наши товарищи сражались с оружием в руках, и мы помогали им, выдерживая долгие смены и перерабатывая, — заговорил Джоунс. — Но то, что случилось в шестьдесят третьем, не должно повториться.

— Что же случилось? — спросила Лидия.

— Литье чугуна — опасное дело. Не понимаешь этого — значит, дурак. Но на безопасность здесь смотрели сквозь пальцы. Печи старые, люди измотаны. Все это знали, и Кёртисы лучше всех. И все же они продолжали наживаться на нас.

— Кто-нибудь пытался говорить об этом вслух? — спросил Дейвис.

— Тем, кто пытался, заткнули рот, — горько сказал Джоунс. — После взрыва завод на неделю закрыли, а потом все пошло по-старому. Как раз хватило времени трупы убрать.

— О безопасности и потом никто не позаботился? — спросила Лидия.

— Эдуард Кёртис — сын богатого человека, — с презрением произнес Джоунс. — Он ничего не смыслит в деле, но любит появляться здесь, строить из себя доброго хозяина. Только мы для них — разменная монета.

— Почему вы не уходите отсюда? — спросила Лидия.

— Не могу бросить своих рабочих. Некоторые ради хорошего жалованья готовы на любой риск.