Глинтвейн на снегу - Лариса Королева

совершенно бессмысленными. Как эту перепись населения. В Краснодаре до сих пор официально числится менее миллиона человек, хотя в паспортно-визовой службе уже несколько лет назад были зарегистрированы полтора, а по факту проживают все два. Риторический вопрос: почему бы не посчитать народ по числу выданных СНИЛС? Или по данным загсов, они же фиксируют количество свидетельств о рождении и смерти. Зачем считать людей по квартирам, если то никого дома нет, то переписчики не дошли?

– Но ведь они задают и другие вопросы.

– У меня спросили только, есть ли у меня научная степень, и всё.

– Странно. В анкете больше двадцати вопросов.

– Ну, а какой смысл выяснять мою национальность и родной язык, и так всё понятно. И зачем спрашивать о квадратных метрах, если девушка ходит по всем шестнадцати этажам, а метраж квартир, находящихся друг над другом одинаковый?

– А про образование, возраст, стаж работы спросили? Нет? А знаешь, какой вопрос был ключевым? «Кто ещё проживает вместе с вами?» Его ведь тоже задали?

– Ну да, – растерялась Дарья, – и ты хочешь сказать, что…

– Что к тебе приходила наводчица. Пока девушка морочила тебе голову, она успела оглядеться вокруг и выяснить всё, что ей надо было. Так что думай, любительница уголовных дел, стоит ли лишний раз двери открывать.

– Но если всех подряд подозревать, то получится, что все вокруг преступники.

– А к кому ты сегодня хочешь в Анапе наведаться? К наводчице? – усмехнулся Егор.

– А ты в Геленджике – к кому? К убийце?

* * * * *

Пока Егор общался с клиентом, Дарья прогуливалась по набережной, несмотря на рабочий день, полной народа. Солнце палило вовсю, но море уже успело остыть настолько, что купаться в нём решились бы только самые отчаянные любители «похолоднее».

И один такой нашёлся. Многочисленные зрители снимали с пляжа на мобильные телефоны плавающего в гидрокостюме человека, восхищённо приговаривая: «Молодец парень!»

Однако когда морж вышел на берег и снял гидрокостюм, оказалось, что это девушка, высокая, стройная, с длинными светлыми волосами и красно-синем купальнике. Несколько мужчин захлопали в ладоши. Дарья тоже хотела присоединиться к аплодисментам, но тут зазвонил сотовый. Егор сообщил, что уже освободился и спросил, куда за ней подъехать.

– Туда же, где забирал в прошлый раз.

Квартира, в которой была прописана Ерёмина, находилась на третьем этаже пятиэтажки, построенной в шестидесятых годах. Дарья с Егором поднялись на третий этаж, и она позвонила в дверь, молясь, чтобы Ольга жила по адресу своей прописки, оказалась дома и открыла дверь. Не зря же они приехали из Геленджика в Анапу.

Дверь открылась быстро, и визитёры увидели беременную девушку в синих спортивных трико и ярко-жёлтой майке, оттеняющей густые каштановые волосы, рассыпанные по плечам. Она махнула рукой куда-то вдаль квартиры и спокойно сказала:

– Проходите, Дарья Дмитриевна.

Детективщица на несколько секунд опешила от удивления, но потом словно вспышка осветила сознание:

– А, понятно. Заочно мы знакомы. Это же вы были в моей квартире в ночь после операции. Оставили грязный след на полу и волосы с расчёски. Стало быть, видели мои фотографии на книжных полках и в фото-галерее на стене.

– И лично в больнице видела. Вы часто курить бегали во двор на лавочку, а на лифт садились в нашем отделении. Да вы проходите, не просто же так вы меня разыскали.

Леденёва прошла за Ольгой в кухню. Егор остался в коридоре и присел на массивную обувную полку без риска её развалить. Он заранее объявил, что подстрахует Дарью, но принимать участие в разговоре не станет. Бывший оперативник привычно в таких случаях надел на пояс кобуру, прикрыв её просторной ветровкой, и твёрдо сказал: «Это твоё расследование».

Опустившись на деревянный табурет, Леденёва огляделась. Популярный в девяностые годы польский кухонный гарнитур выглядел щербатым из-за отслоившейся местами пластиковой обшивки. Газовая плита с протёртой по центру до черноты эмалью требовала замены. Дешёвенькие занавески выцвели.

– Как вы узнали, что я собиралась лететь в Тюмень? – спросила любительница детективов, будто этот вопрос был самым важным. Но надо же было с чего-то начинать разговор.

– Заглянула в вашем телефоне в электронную почту, там были билеты на самолёт, купленные онлайн.

– Как всё просто, но я не догадалась.

– А как вы меня нашли?

– Это не важно, было бы желание.

– В полицию хотите меня сдать, или так приехали поговорить, сюжет готовите для будущего романа?

– Так поговорить. Зачем мне вас сдавать? Меня за это в звании не повысят и даже премию не выпишут. Двое ваших друзей по квартирным кражам уже сидят. А я раз пять была в женской колонии в посёлке Двубратский и видела, как там заключённые сидят. У тех, которые родили за решёткой, конечно, условия содержания получше. Они не в общем бараке живут, а в отдельном корпусе вместе со своими детьми. Но у ребёнка, который до трёх лет растёт на зоне, а потом отправляется в детский дом, вряд ли счастливое детство.

Ольга, стоявшая в напряжённой позе, видимо, поверила в искренность своей гостьи, расслабилась, села на стул и спросила:

– Что вы ещё хотите узнать?

– Как ты дошла до жизни такой? – улыбнулась Дарья.

– У меня родители в автокатастрофе погибли, с пяти лет с бабушкой росла, в вечной нищете и в одной комнате. Вторую сдавали, вечно чужие люди в доме, сплошное общежитие. После школы мы с одноклассницей уехали в Краснодар, поступили в медицинский колледж, сняли квартиру на двоих. Уж лучше с девушкой жить, чем с бабушкой. А когда я в Краевую устроилась, подружилась с Мариной, мы часто в курилке сталкивались. Она меня с Толиком познакомила, и у нас сразу же начались отношения. Он классный парень, только работать нигде не хотел…

– Постой. Но Марина же – девушка Толика. Или у него гарем, как положено «настоящему» мужчине?

– Кто сказал, что Марина – его девушка? Она его сводная сестра по матери. Фамилии и отчества у них разные, а поскольку они жили вместе в его квартире, возникало впечатление, что они пара. Но они никому и не докладывали, что и как. Маринка приносила Толику ключи от квартир, он делал копии. Иногда я ходила в разные мастерские, чтобы мы не примелькались. Потом Толик заходил в квартиры и проверял, что там есть. Мы с Маринкой этим не занимались. Но мне так любопытно было, каково это – оказаться в чужом жилье, хотелось нервы себе пощекотать. Вот я и отправилась к вам сама. Это было в первый и последний раз. Но сразу же вышел облом. Я, как только поняла, к кому попала, тут же ушла. Марине на обратном пути позвонила и доложила обстановку. И про удостоверение ваше, и про детективы, и про портрет. Он, кстати, потрясающий. Как в Эрмитаже прям…

– А почему же через два месяца Толик всё-таки попытался ко мне залезть?

– Уж больно момент был удобный с заранее известными датами полёта в Тюмень, – с сожалением сказала Ольга. – К тому же, мы с Толиком собирались уезжать из Краснодара. Уже достаточно там наследили. А тут бабушка внезапно умерла, вот я и уволилась.

– Подожди, – встрепенулась Дарья. – На днях в Анапе обнесли квартиру женщины, которая тоже лежала в отделении, где ты работала.

– Это не я. Куда мне с животом по ночам по чужим квартирам лазить! К тому же, после того, как ребят арестовали, я вообще и думать забыла о кражах. Сижу тихонько, не высовываюсь. Мне бы ребёнка нормально родить и вырастить. Как вы думаете, сколько Толику дадут?

– Лет десять как минимум.

– Боже мой, – выдохнула Ольга, и на её больших синих глазах выступили слёзы.

– А ты как думала? Кражи-то ещё туда-сюда, пусть и в организованной преступной группе, да по предварительному сговору, а убийство нейрохирурга надолго потянет… Но ничего, денег, я думаю, тебе пока хватит, потом на работу устроишься. Но у меня в этом деле есть личный интерес. Это не шантаж. Две мои подруги от вашей троицы пострадали. Это Катя из твоего отделения и моя соседка по палате Надежда. Давай так. Ты переводишь мне на карту по пятьдесят тысяч за каждую пострадавшую, это их примерный ущерб, а я возвращаю женщинам их деньги.

– Хорошо, – тут же согласилась Ольга. – Прямо сейчас и переведу.

Леденёва протянула девушке свою визитку, та взяла её и криво улыбнулась:

– У меня есть номер вашего телефона.