Мнимая власть безумия - Марина Владимировна Болдова

– Верю. Давай вспоминай по времени. Во сколько Полина пришла в бар? Ты уже была там?

– Я села за столик в половине одиннадцатого.

– Почему так рано? Вроде вы договорились на одиннадцать?

– Пробок не было, до отеля добралась слишком быстро. Поля подошла в начале двенадцатого.

– А ушли вы в пять утра?

– Да. Я в самом начале выпила бокал мартини, потом перешла на кофе и минералку. Полина пила только слабые коктейли. Но много. Штук семь, не меньше.

– Она выходила из зала?

– Да, но вместе со мной. В дамскую комнату и в лобби. Была все время в поле моего зрения, Алик, не шей женщине дело! Не убивала Полька мужа, наоборот, берегла. Ей нужно было от него, чтобы он выполнил свою часть договора – материально обеспечил Соланж.

– Полина говорила о специальном счете…

– Да. Филипп собирался поместить на этот счет сумму от продажи картин дяди. И составить завещание в пользу Соланж. Правда, она намекнула, что все оказалось не так…

– А как?

– Не знаю, спроси сам.

– Ладно. Интересно, зачем ему завещание? Дочь и так является наследником первой очереди.

– Соланж – не единственный ребенок Филиппа. От первого брака у него еще одна дочь, Ирэн, ей сейчас двадцать восемь. Без завещания наследство будет разделено.

– Ясно. Полина утверждает, что муж собирался на пмж в Россию. С чего бы это?

– А что тут такого? Ты же знаешь, что у них там, на Западе, происходит! Филипп родился во Франции, воспитан был в традиционной семье, и не мальчик уже, ему сорок восемь. Он даже не возражал, когда Полька увезла Соланж из Франции, хотя, как утверждает она, безумно любил дочь. Я вижу по меньшей мере две причины, чтобы слинять из радужного царства Макрона – нежелание нормального мужика жить в петушином обществе и тоска по любимому чаду. Что не так-то?

– Допустим, все так. Что тебе рассказала Полина о своем муже? Чем занимался? Что за человек? Почему вдруг решила развестись с ним? Как нашли друг друга?

– Ого, сколько вопросов. Сам-то спрашивал? Понятно… Полька и тут напустила туману! Ну, а я тебе могу только вкратце передать ее версию. Филипп – художник, пейзажист. Судя по доходам, неплохой. Познакомились они с Полиной в Сочи летом, когда она окончила МГУ, то есть в две тысячи шестом. Сказала, что он первым подошел к ней, но я думаю, лукавит. Есть в ней такое умение – настойчиво привлечь внимание мужчины. Если, конечно, он ей вдруг стал интересен. Лафар неплохо говорит по-русски, но Полина как раз окончила иняз, заговорила с ним на его родном языке, мужик поплыл. Вроде бы даже у него случилась любовь с первого взгляда. Но после почти недели интенсивных ухаживаний Филипп, не прощаясь, уехал. Полька сочла их роман курортным, продолжения не ждала. Но через месяц он неожиданно прилетел в Москву и позвонил ей. Полина в гости его не пригласила, но согласилась на встречу на нейтральной территории, то есть в Москве. Мне она сказала, что поехала на встречу с ним из любопытства, она уже общалась с другим мужчиной, правда, как утверждает, без каких-либо обязательств. Пока ехала на поезде, чуть не вернулась домой с полдороги.

– Но не вернулась же! – с неожиданной горячностью прокомментировал Саша и поймал удивленный взгляд жены. – Это я к тому, что не доехала бы, не стала бы подозреваемой в убийстве мужа-француза.

Казаринов попытался оправдаться, но вышло еще хуже. Он понял, какую выдал чушь, когда Юля вдруг встала из-за стола и отошла к окну.

Он был виноват перед ней. Сто раз виноват за ту нечаянную интрижку, когда его вдруг потянуло к этой странной женщине, так не похожей на саму Юлю. Жена была страстной, резкой и не боялась брать инициативу на себя. Он подчинялся, поначалу охотно, но со временем все больше уставая от ее напора.

Аделина же была застенчива и мнительна. И потрясающе красива, словно восточная принцесса. Встречаясь, они бродили по парку, он много говорил, как будто раньше и рассказать о себе было некому. Льстило, как девушка смотрит на него, не скрывая обожания. Он любил ее смущать комплиментами, а потом нежно гладить по порозовевшим щекам. Ловить взгляд черных глаз, смотреть требовательно, пока в них не покажется влага. А потом целовать долго, обнимая за тонкую талию, пока Аделина не расслабится полностью, уже сама отвечая на поцелуй.

Он переспал с ней только один раз, выкроив в рабочем графике три часа времени. А на следующий день она уволилась из аптеки, где работала провизором. Он и познакомился с ней, покупая пастилки от кашля…

Каким образом об этом романе стало известно жене, Казаринов не знает до сих пор. Скандала, даже мелкой ссоры, не было. Юля просто уехала в родной город на Волге к матери и гостившим в то время у бабушки их детям. Он много работал. Об Аделине не вспоминал совсем. И уже через две недели, не выдержав, вылетел к семье.

Он думал, будет вечно благодарен теще, Елене Родионовне Борской, за то, что помогла ему вернуть семью. За время вынужденного одиночества он понял, что ничего в своей жизни менять не хочет. Его коллеги бросали жен, или жены уходили от них. Некоторые, почувствовав свободу, прыгали из койки в койку. Казаринов не хотел такой… неопределенности. Он хотел работать и приходить домой к детям. Пусть даже порой все общение с ними сводилось к банальным вопросам «как ты? и «что нового?». Он представить не мог, что идет в какой-то чужой дом, к женщине, с которой едва знаком. И там, в этом доме, никто не спросит: «Пап, как ты?».

Казаринов не переступил себя, рванув за женой, он тогда знал, что вернуть семью должен.

Юля встретила его неожиданно мирно. И Саша сразу понял, что с ней хорошо поговорила мать. Он задал жене только один вопрос, трусливо переложив на нее решение своей судьбы:

– Ты считаешь, у нас есть шанс?

– Да, есть. Мы с тобой друзья, Казаринов. У нас общие дети. Это что-то большее, нежели мелкая интрижка с сестрой гастарбайтера, не так ли? Кстати, скажи спасибо, что сородичи ее просто вывезли из страны, а не зарезали вас обоих! – дала она понять о степени своей осведомленности. – Кстати, виноватый муж – щедрый муж, запомни! – Добавила она вроде бы шутливо.

Саша тогда поторопился согласиться. Но очень скоро понял, что быть постоянно виноватым – каторга. Нет, жена ни разу не упрекнула, не вспомнила, не было ни намеков, ни