Зеркало Архимеда - Наталья Николаевна Александрова

class="p1">«Уважаемая госпожа Голубева! Настоятельно прошу Вас прибыть в нотариальную контору, расположенную по адресу: Санкт-Петербург, улица Грибачева, дом 16В, 12.07.25 в 16.00 по поводу наследственного дела.

Нотариус Ганюшкин».

И подпись, а само письмо отпечатано.

Долго Лена с тетей Дусей письмо разглядывали. Ничего непонятно. Какой нотариус, какое наследство?

Кто Лене мог что-то оставить? Наверное, фамилию перепутали, решила наконец Лена.

А соседка тут увидела, что в штампе телефон меленько записан. Позвонила Лена на следующий день, — так, мол, и так, что такое? Но нарвалась на такую бабу нелюбезную — прямо гадюка и гюрза в одном флаконе.

Нет, говорит, у нас никакой путаницы, точно вам два письма было отправлено, так что если не явитесь, то пеняйте на себя. А сообщать по телефону, в чем дело, да от кого наследство, не имеем права. Может, это и не вы звоните, а посторонний человек совсем…

Так что Лена в конце концов решила ехать и на месте разобраться. Взяла паспорт, оформила на всякий случай неделю отпуска, еще у тети Дуси денег немного заняла и поехала. Никому ничего не сказала, только соседка знала.

А вот интересно, что ее там ждет, в Петербурге…

С этой мыслью она заснула.

Чтобы проснуться от жуткого толчка.

Поезд так резко затормозил, что она едва не слетела с верхней полки, еле удержалась.

Тренер на курсах по самообороне утверждал, что у Лены очень хорошая реакция.

Свет в купе не горел, был слышен громкий мяв кота и крик его хозяйки. Кажется, один из мужиков все-таки слетел с верхней полки, и теперь снизу доносились стоны и ругательства.

Лена достала телефон и посветила вниз. Тетя искала на полу кошачью переноску. Мужик с трудом поднялся, потирая голову. И тут раздался стук в дверь купе. Стук был какой-то не такой, но Лена не определила пока, что ее насторожило.

Стук повторился, и мужик со стоном подошел к двери.

— Не открывай! — встрепенулась тетка. — Спроси, кто такие!

Очевидно, ей тоже что-то не нравилось. Однако пассажир то ли не расслышал ее, то ли решил не подчиняться тетке. Он невнятно пробормотал что-то про тещу, которая так же командует, когда ее не просят, и сдвинул защелку.

За распахнувшейся дверью стояли двое в черном. А может быть, так казалось, потому что свет из коридора падал им в спины.

— Что случилось? — спросила тетка.

— Авария. Дерево на пути упало, — сказал мужской голос глухо.

Тут в коридоре послышался испуганный голос проводницы, заплакал ребенок.

Один из стучавших тут же пропал с глаз, очевидно, пошел разбираться, второй отодвинул плечом пассажира и вошел в купе, где сразу же стало тесно, потому что вошедший оказался очень крупным, можно сказать, толстым.

Он включил сильный фонарь и обвел им купе.

— Пятнадцатое место чье? — спросил он у тетки. — Твое?

— А ты кто такой? — с вызовом спросила она и тут же отвернулась от сильного света.

— Да что происходит-то? — заорал наконец проснувшийся мужик с нижней полки. — Документ предъяви, а потом спрашивай!

Вместо ответа толстый двинул его локтем в солнечное сплетение, и мужик утробно ухнул и затих. Его товарищ предпочел не связываться, ему хватило уже ушибленной головы.

Иное дело тетка.

— Помогите! Убивают! — заорала она.

— Тихо ты, а то получишь! — Толстый шагнул вперед, но под ноги ему попала кошачья переноска.

Он злобно отшвырнул ее ногой, очевидно, от толчка переноска открылась, и что-то огромное и пушистое бросилось на него, мигом вскарабкалось по одежде к самому лицу и впилось в толстую щеку всеми когтями.

— Да чтоб тебя… — из-под кота толстый пустил матом и попытался оторвать его от себя.

— Не трогай Мурзика! — орала тетка, а Лена приготовилась спрыгнуть с верхней полки на спину толстому.

И все бы удалось, если бы в дверях не возник его напарник, который держал в руках баллончик. Он прыснул чем-то на тетку, отчего она повалилась кулем на полку, в это время толстый сумел отодрать от себя кота и надеть маску.

Лена сжалась на верхней полке в тщетной надежде, что ее не заметят, но эти двое тут же ее обнаружили.

— Поменялась, зараза, с бабой этой… — прошипел толстый, — думала, не найдем…

Лена хотела сказать, что они ее с кем-то путают, но резко пахнущая струя из баллончика остановила ее. Она уже не помнила, как на голову ей надели темный мешок, и толстый перекинул ее через плечо и понес по коридору к выходу из вагона.

Проводница сидела в своем купе, глядя перед собой пустыми глазами, высунувшемуся из купе парню напарник толстого едва не переломил дверью шею.

Сначала Лена почувствовала боль. Что-то острое вонзалось в ее правый бок. Потом сквозь плотный черный занавес беспамятства пробился чей-то гнусавый, настырный голос, раз за разом повторявший одну и ту же короткую фразу:

— Где оно? Где оно?

— Что ты твердишь, как попугай? — перебил другой голос — скрипучий, как несмазанная дверь. — Она же в отключке! Лучше плесни на нее воды, может, тогда очнется… или вот нашатырь…

Тут же Лена почувствовала резкий, острый запах, охнула — и вынырнула из вязкой темноты.

Она осознала, что сидит в старом кресле с продранной плюшевой обивкой.

Из кресла вылезали пружины — одна из них впилась в ее бок. Эта боль и была первым, что Лена ощутила сквозь беспамятство.

Она немного передвинулась.

Боль утихла, точнее, переменила место.

И тут же снова прозвучал гнусавый голос:

— Ага, похоже, очнулась… а ну, говори, где оно?

Лена с трудом повернула голову, чтобы увидеть обладателя гнусавого голоса.

Это был мужчина лет тридцати, крупный и толстый. Одна щека у него была заклеена пластырем. Несмотря на явно нездоровую толщину, он излучал ощущение медвежьей силы. И маленькие красные глазки тоже напомнили Лене медведя.

Не настоящего живого медведя, а игрушечного, плюшевого, который был у нее в детстве.

Медведь был не простой, а заводной. Точнее, электрический, с батарейкой.

В лапах он держал бочонок меда, и, если Лена нажимала незаметную кнопку у него на затылке, он начинал утробно ворчать, поднимал бочонок к морде, а глаза у него загорались красным.

Вот этого игрушечного медведя напомнил Лене толстяк — поэтому она мысленно обозвала его Медведем. Только вот тот медведь был славный, Лена его любила, а в этом толстяке не было ничего хорошего.

И он, как будто в нем тоже включили простенькую программу, снова повторил, злобно глядя на Лену:

— Где оно?

— Это ты о чем? — спросила Лена удивленно.

Точнее, она хотела это спросить — но из пересохшего горла вырвался только какой-то