Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

Выбоина на асфальте…

Машина вильнула на огромной скорости вбок, ударилась о бордюр, а затем врезалась в фонарный столб.

От страшного удара задняя дверь распахнулась, и клетку с попугаем выбросило на проезжую часть. Дверца клетки отскочила, и птица выбралась на волю, вспорхнула с асфальта в темное октябрьское небо.

А в искореженном ударом «Форде» залитый кровью…

Он, в единый миг забывший все: планы, дело, любовь, даже свое имя, пронзенный чудовищной болью сломанных костей, уходящий безвозвратно в непроглядный мрак с каждой покидавшей его тело каплей крови, увидел…

Нет, он уже не мог видеть.

Ощутил…

Нет, он уже ничего не ощущал, кроме боли…

Узнал…

Да, он узнал самое важное.

То, что приходит в конце.

Лишенное плоти, вечное, такое спокойное и неумолимое. Полное нежности. Полное великого сострадания…

«Да, оно, лишенное плоти… лишенное вообще всего земного… бесплотное… галлюцинация или явь… звон золотых монист… запах тлена… аромат мертвых белых цветов, что растут для всех лишь там, на горьких лугах…»

ОНО нежно коснулось его глаз, все еще широко раскрытых навстречу неизбежному. Чтобы он не боялся, чтобы он ничего уже не боялся…

В этот момент в «Форде», превратившемся в груду металлолома, вспыхнул бензин, и машина взорвалась.

Столб пламени взметнулся вверх, и среди искр и удушливой гари металась ошалевшая от ужаса птица. Старый попугай.

Андррррррррюша!!!!

Вдали, со стороны Первой городской больницы, выла сирена «Скорой». На Ленинском проспекте некоторые машины притормаживали, привлеченные видом страшной аварии. А другие равнодушно проносились мимо.

Татьяна Степанова

Колесница времени

Глава 1

Зимнее время

Зимнее время…

Утро осеннего дня. За окном, как и ночью, — огни, огни, реклама.

Огромный город и пригороды не спят — как определить, «уже не спят» или «еще не спят»? Как определить?

Народ торопится на работу, штурмует автобусы и маршрутки, поток людей течет в метро — это утром. А вечером — та же картина: люди спешат с работы домой в темноте среди ярких огней большого города.

Порой так страстно и жадно ждешь утренней зари.

Но все какие-то сумерки — осень, осень с дождями и туманами.

А так нужен, физически нужен рассвет.

Хоть какое-то окно, хоть какая-то передышка.

Сумерки лишают воли и сил.

В сумерках клонит ко сну, но спать нельзя.

Нельзя же все время спать — из мрака ночи — в сумерки дня — и опять во мрак ночи!

Вставать на работу и мчаться домой с работы во тьме при ярком электрическом свете, в потоке машин, в нескончаемой пробке, под грохот поездов метро, под гудки электричек на подмосковных перронах…

Светлого времени суток совсем мало.

Осенний туман и дождь за окном. Даже в полдень мы включаем лампу, чтобы почитать что-то на досуге.

Что-то интересное почитать — про жизнь, про смерть, про страсть, про любовь, про одиночество, про быт, про связь времен и про борьбу света с тьмой.

Какую-нибудь интересную, захватывающую историю, полную тайн, интриг, неожиданных поворотов сюжета.

Такие истории из книг спасают от одиночества и тоски.

И повседневные дела и заботы тоже вроде как спасают.

Но порой мы садимся у окна, устав от окружающей нас темноты, и смотрим — туда, туда, вдаль.

Когда первые лучи окрасят облака в золотисто-розовый цвет.

Нежная заря — Аврора — улыбнется нам с прокисших осенних небес.

И вся эта невозможная хмарь, сумеречная жуть будет сметена свежим утренним ветром.

Каждое утро я просыпаюсь в надежде, что это произойдет.

Время в принципе ведь ничего не значит.

Это просто иллюзия.

У нас ведь у каждого свои собственные биологические часы внутри. И это — благо. Это наша индивидуальность.

Это наша личная внутренняя свобода.

Свобода, о которой мы все так мечтаем, хотя порой и не признаемся в этом сами себе. И не говорим этого вслух.

У времени ведь нет границ. И обозначить его «летним» или «зимним» можно лишь условно.

Все равно ведь рассветет. И солнце покажется из-за туч. И Аврора — заря — нежная и яркая, всегда новая, как в первый день творения, нам всем улыбнется.

Глава 2

Выстрел

Крутить педали велосипеда — одно удовольствие. Легко, проворно. Только надо соблюдать осторожность, потому что путь пролегает по загородному шоссе к железнодорожной станции. И по шоссе то и дело свистят, громыхают, проносятся, пролетают мимо авто.

Если держаться так, чтобы транспорт шел навстречу, то ничего, только вот фары машин глаза слепят. И вроде час еще не поздний, всего около девяти. Но это октябрь, точнее, последние дни октября — темнеет рано и кругом так сыро и полно луж, потому что дождь минуту назад перестал и вот уже припустил снова.

Ехать на велосипеде под зонтом кто пробовал? Неудобно это, никуда зонт не приторочишь, поэтому — капюшон куртки на голову пониже, саму куртку застегнуть поплотнее и нагнуться к рулю и крутить педали.

Легко, свободно…

Мокнуть под этим осенним дождем.

Вообще-то тепло на улице, и воздух такой приторный немножко, влажный, насыщенный прелью листвы и бензином.

Скоро, совсем скоро с загородного шоссе откроется поворот на тихую аллею, по ней можно доехать до железнодорожных путей, а там и станция. И электрички долго не придется ждать. На этом перроне останавливаются все поезда, потому что это совсем рядом с Москвой, хоть уже и загород.

А вон там, подальше, еще один поворот с шоссе, там Москва-река и яхт-клуб. И вокруг фешенебельная зона — коттеджные поселки, бывшие старо-дачные места, застроенные особняками.

Очень приличное по городским меркам место — богатое, комфортное для проживания, экологически чистое.

Когда-нибудь и я поселюсь в таком месте…

Так думал парень двадцати двух лет, крутивший педали велосипеда, спешивший по загородному шоссе к станции, к электричке, что помчала бы его и верный велосипед с Москвы-реки в саму Москву, к метро, где поезд подхватил бы его в свою утробу и повлек в спальный район. Там парень снимал койку в двухкомнатной квартире, где помимо него жили еще пять человек.

Все приезжие. Каждый занимался своим делом в столице и в проблемы, чаяния и надежды других жильцов особо не вникал. Потому как постояльцы просыпались рано, уходили из квартиры, а возвращались кто как — кто вечером, кто ночью, а кто и вовсе через сутки, потому что таковы правила рабочей смены.

Фархаду Велиханову, приехавшему в столицу из Уфы, — так звали