Заговор францисканцев - Джон Сэк

Он переходил из часовни в часовню, пока, описав полный круг, не оказался в южном приделе – в часовне Иоанна евангелиста. Несколько плит с надписями, вделанные в стену, отмечали места погребений. Здесь лежали фра Анжело Танкреди, двоюродный брат святой Клары, и рядом с ним фра Руфино. Последнее оказалось для него неожиданностью. О смерти Руфино Конрад не знал. Дата на плите говорила, что тот скончался не более года назад. Последний раз, когда Конрад навещал наставника, Лео делил с Руфино крошечную келью в Портиункола.

– Покойся в мире и радости, старый друг, – вслух пожелал он. И тут увидел надпись, которую искал.

FRATER LEONE QUI OMNIA VIDERAT

OBITUS ANNO DOMINI 1271

Превосходная эпитафия, даже ироничная. «Брат Лео, который видел все». Или, как истолковал бы эти слова Конрад: «Брат Лео, который ничего не упускал».

Он встал на колени перед плитой и коснулся лбом холодного камня. Он не произнес вслух и в мыслях не задал никакого определенного вопроса – Лео, конечно, поймет его нужду без вмешательства слов. В таком положении он оставался все утро, но ответ так и не явился. В какую-то минуту он поймал себя на том, что вспоминает заверение Лео, будто Амата станет ему помощницей. Быть может, миг сомнения, сопровождавший это воспоминание, и объяснял упорное молчание наставника.

Мысли его обратились к апостолам, шедшим в Иерусалим за своим учителем. Они пребывали в недоумении, ибо Иисус только что сказал им, что должен пострадать и умереть в этом городе. Они потеряли из виду цель, встревоженные неясным будущим и кажущейся бессмысленностью всего, что случилось прежде. И вот, когда они совсем истомились и впали в уныние, Иисус явился перед ними преображенный, в сопровождении двух пророков древности, и тогда они вспомнили, Кто ведет их.

Может быть, размышлял Конрад, он слишком многого хочет. Уж не вообразил ли он, что Лео будет являться ему во славе, вместе со святым Франциском – дважды за две недели? Даже апостолы лишь однажды видели преображение.

Он неуклюже встал и растер сведенные мышцы. Хватит тянуть. Пусть три спутника, как любовно называли Лео, Анжело и Руфино другие братья, вместе наслаждаются последним покоем, как вместе переносили они труды и горести во времена младенчества ордена. Прозвище стало таким привычным, что даже их запретные ныне воспоминания о днях, проведенных со святым Франциском, братия называла просто : « Legenda Trium Sociorum » – « Легенда трех спутников ».

Отшельник вдруг развернулся и шагнул обратно к могиле Лео. Возможно ли, что Бонавентура или кто-то из прежних генералов ордена пытал Лео или его друзей? «Почему искалечены спутники?» – спрашивал Лео в своем письме.

– Прошу тебя, второй отец, – умолял он, – скажи, кого из своих спутников ты подразумевал? Как мне узнать «почему» , если я даже не знаю, «кто»?

И снова ответом ему было молчание.

«Один из добрых братьев», – думала донна Джакома, глядя вслед Конраду, уходящему по переулку. Она жалела, что растревожила его, но в то же время считала, что пора ему выйти из своего уединения. Он был так молод – ребенок с высоты ее восьмидесяти двух лет – и такой бесхитростный! Ту же наивность и упорство она ощущала в святом Франческо. Должно быть, эти-то качества и делают людей святыми, – вдохновленная свыше прямота, не допускающая серого цвета в черно-белый мир, разделенный на хорошее и дурное.

Раздумывала она и над историей молоденькой женщины, с которой так жестоко обошлась жизнь. При мысли о ней перед глазами старухи все стало расплываться, ей хотелось плакать от боли за всех девочек, всех женщин, кричать от ярости, много лет камнем лежавшей у нее на сердце. Мужчины так сильны в своей безрассудной тяге к уничтожению, а расхлебывать последствия их поступков достается женам, детям и слугам.

К возвращению посланного с поручением управителя донна Джакома решилась.

– Маэстро Роберто, пусть Габриеэлла приготовит мою голубую накидку и мантилью. Мы с вами идем в Сан-Дамиано. У меня есть дело к матери настоятельнице.

Роберто от удивления наморщил лоб. Она теперь редко выходила из дома.

– Я пошлю за носилками, – предложил он.

– Ненужно, – Джакома. – вдруг почувствовала себя очень сильной.