Отстойник душ - Денис Нижегородцев

или другой срок. Разумеется, все это, как и перечисленное тобой, — не бесплатно! Поэтому, как ты понимаешь, был единственный путь оплатить операционные расходы… А именно — наше с тобой золотишко из наследства Николая Саныча Бугрова и его старообрядческой общины.

Ратманов зеркально пригнулся к Двуреченскому:

— Это я уже понял, не дурак. Из чьей же доли мы вычтем эти средства? И сколько, кстати?

— Я еще до конца не посчитал, но пара тысяч на брата выходит. Надбавка за срочность, да и сама по себе подделка документов — не хухры-мухры.

Ратманов отодвинулся от собеседника. Это были огромные деньги для того времени.

— И, разумеется, из твоей доли, — пояснил Двуреченский, снова принимаясь за внушительный английский завтрак, который все никак не мог одолеть. — Подумай сам. Свое состояние Николай Саныч получил в наследство от деда, известного в народе как «дедушка Бугров», Петра Егоровича. А Петю вывел в люди кто? Правильно — твой покорный слуга. То есть я заварил всю эту кашу!

— Даже не сомневался, — прокомментировал Георгий, но Двуреченский не обратил внимания на его иронию и продолжил:

— Далее. Я не только все придумал, но и организовал. А ты, по сути, был только носильщиком, ну да, правда, с несколько расширенными функциями. Поэтому считаю справедливой следующую формулу. Как два равных учредителя этого предприятия, мы могли бы получить оба по пятьдесят процентов. Однако я выступил еще и единственным инвестором в «дедушку Бугрова», а это семьдесят пять процентов. Получается, семьдесят пять моих инвесторских, да половина учредительских — восемьдесят семь с половиной процентов. А у тебя тогда… двенадцать с половиной, что, согласись, тоже неплохо, учитывая твое официальное небольшое жалованье и все привходящие… Ты не согласен?

— У меня нет выбора, — Георгию как будто было уже все равно. — Во сколько теплоход?

— Пароход! — поправил Двуреченский. А потом достал из жилетки карманные часы и заторопился. — Ты прав, Ратманов! Опаздываем!

— Берман, не Ратманов, — ответил Георгий, вырывая из рук подельника свой паспорт.

— Ах да, да. И уже совсем скоро мы поплывем с тобой в Америку!!!

Двуреченский едва не снес стол, торопясь на аудиенцию с «Царем». А когда Ратманов чуть попридержал его и предложил подумать о чаевых — рядом стояла и хлопала глазами миловидная латышская «половая» — Викентий Саввич помчался прочь, лишь выкрикнув напоследок:

— Плати из своей доли! Это как раз те расходы, о которых ты не подумал.

По дороге на пристань Георгий думал только о том, что же это за человек рядом с ним? Ангел, который устраивает ему незабываемые путешествия во времени и пространстве, или сущий черт, у которого нет ничего святого? Кажется, это был временно помогающий ему дьявол. Именно так Ратманов охарактеризовал бы сейчас своего заклятого товарища.

3

Но таможенный досмотр прошел как по маслу. И подельники без каких-либо препон поднялись на борт «Царя». Откровенно говоря, Георгий не верил своим глазам. И не потому даже, что прошлое было больше похоже на сон, а просто уже привык к опасности и всевозможным лишениям. Но где, спрашивается, сейчас были Монахов, Казак и другие преследователи? Почему не чинили препятствий местные полицейские? В самый последний момент Жоржика мог хотя бы обмануть Двуреченский. После чего незадачливого путешественника ссадили бы на берег, к примеру, по причине неверно оформленных документов.

Вопросов было больше, чем ответов. Но, с другой стороны, их вполне можно было списать и на легкую степень паранойи. Поэтому Ратманов решил не думать ни о чем плохом, а просто насладиться путешествием на одном из самых совершенных — для своего времени, конечно же — трансатлантических пассажирских судов.

— Где тут шлюпки? Хватит на всех? — первым делом спросил Георгий, припомнив отчего-то кадры из «Титаника», где пассажиры не на жизнь, а на смерть бились за право сесть в лодки, и все равно спастись удалось далеко не всем.

— Это вот так ты решил насладиться поездкой, не думая ни о чем? — ухмыльнулся Двуреченский.

Он с самого начала, и даже не особо спрашивая об этом, взял на себя функцию экскурсовода. Выяснилось, что спущенный на воду в прошлом, 1912 году, «Царь», или по-английски Czar — его строили в шотландском Glasgow, — заменил на «Американской линии» устаревшую «Литву». И по сравнению с ней новое судно, без сомнений, было более безопасным. Хотя тонуть ни на том ни на другом пароходе Викентию Саввичу пока что не доводилось. Он тут же склонился до пола и постучал три раза по дереву.

— А почему, кстати, палуба деревянная? Она же гниет? — спросил Ратманов.

— Во-первых, дерево хорошо впитывает влагу и обеспечивает хорошее сцепление с обувью, что особенно важно на скользких участках. Кроме того, такие палубы создают особую атмосферу уюта, — отвечал «всезнайка».

После чего Ратманов и Двуреченский под видом Бермана и Семашко побродили и по остальным помещениям лайнера, сравнивая его внутреннее убранство с дворцами в пригородах Санкт-Петербурга и отметив при этом, что партер Большого театра в Москве немного уступает по размерам салону первого класса на «Царе»… Пока не дошли, наконец, до своей каюты.

— Кто войдет первым? — спросил Георгий, когда оба остановились у двери. — Камень, ножницы, бумага?

— Эх, Ратманов, накажут тебя однажды за длинный язык… — проворчал Викентий Саввич. — Эту игру еще не изобрели. Во всяком случае, в этом году она популярна только в Японии, под названием «Джанжири»! — при этих словах Двуреченский толкнул дверь плечом и вошел первым.

Внутри была не каюта, а великосветский салон. Стены, обитые мягким бархатом, потолки, украшенные лепниной, и увесистая люстра — такую Юра Бурлак видел однажды в каком-то театре. В спальной зоне интуристы обнаружили две широкие кровати, на каждой из которых при желании можно было уместить и троих человек. А рядом — кружевные балдахины, изящные туалетные столики с зеркалами в человеческий рост, золотые ручки на всех дверцах и несгораемый шкап. Вдобавок в зале, который язык не повернулся бы назвать просто комнатой, были расставлены обитые плюшем диван и два кресла, за ними высились полки «домашней библиотеки», по стенам висели работы известных мастеров, некоторые, возможно, в подлиннике, а довершал картину внушительных размеров голландский камин. На него, рассевшись в кресле, немедленно закинул свои длинные ноги Викентий Саввич.

— Мне показалось или кто-то не хотел платить за это удовольствие? — спросил он.

— Кстати, о птичках, — Георгий упал в соседнее кресло и также не смог скрыть стона от удовольствия, но все же взял себя в руки и продолжил: — Билет до Нью-Йорка в первом классе стоит сто семьдесят рублей, я подсмотрел, когда ты проходил предрейсовые формальности. Если даже взять нас