Призрак Викария - Эрик Фуасье

Тут раздался шумный всплеск, затем шелест шелковой ткани по деревянной ширме, а через пару секунд перед глазами Валантена мелькнула за открытой дверью копна волос, с которых струилась вода, поблескивая каплями на голой коже, отчетливо заметной над краем белоснежного полотенца. Он с трудом сглотнул и без особого успеха постарался сосредоточить внимание на солнечных лучах, сеявших свет сквозь занавески на окне.

По счастью, его отвлек от новых фантазий озабоченный голос Аглаэ из соседней комнаты:

– Но если комиссар Гронден так на вас ополчился, значит, он уже не отступится, верно? Он может снова взяться за меня или сразу за вас.

– Теперь уже нет! Мы изготовили для него, так сказать, надежный намордник, который отучит его кусаться. Оказалось, что у Видока есть досье на эту гнусную личность – целая кипа документов, в которых зафиксированы все факты злоупотребления служебным положением, вымогательства и хищения денежных средств со дня назначения Грондена начальником службы по надзору за нравами. В этот самый момент комиссар, должно быть, как раз изучает избранные страницы, присланные ему вместе с пояснительной запиской – ее автор не указан, но вполне узнаваем. Из содержимого послания следует, что комиссару достаточно совершить один неправильный поступок, и остальные документы окажутся на столе у префекта полиции.

– Решительно, ваш Видок не просто самый осведомленный человек в столице, он настоящий ангел-хранитель!

– В ваших словах есть доля правды. С тех пор как вы познакомились с ним в подземельях площади Согласия [69], сдается мне, наш добрый старый плут питает к вам слабость. Возможно, вы единственная в Париже, ради кого он готов расстаться с одним из своих драгоценных досье.

– Надеюсь, не только он поддался моему обаянию. Иначе это было бы весьма обидно. Согласны?

Молодой человек вздрогнул. Потому что голос Аглаэ неожиданно прозвучал ближе, чем раньше. И что-то в ее голосе изменилось – вроде бы появились нежные и чуть хрипловатые, грудные нотки. Валантен, оторвав взгляд от окна, обернулся к двери между комнатами.

Актриса стояла в открытом проеме, небрежно опираясь обеими руками на дверные наличники. Длинные волосы, скрученные спиралью, она перекинула на одну сторону груди. На ней был его собственный купальный халат, специально оставленный для гостьи на кровати. Полы и лацканы халата, нетуго подвязанного поясом на талии, приоткрывали сокровища в жемчужной россыпи капель: мокрый шелк скорее подчеркивал, чем скрывал изгибы полной груди и щедрые округлости бедер.

Это неожиданное явление Аглаэ произвело на Валантена ошеломительный эффект: пол словно дрогнул у него под ногами, и волны от этого подземного толчка разбежались по телу теплом, вызвав головокружение. Во рту у него пересохло, в чреслах запылало, перед глазами поплыло, в коленях возникла дрожь. Он хотел найти верные слова, чтобы превозмочь это странное недомогание, или набраться смелости, чтобы приблизиться к девушке, но оказался не способен произнести ни звука, не в силах сделать ни шага. Застарелый ужас вынырнул из глубин прошлого, из его истерзанного детства, и сдавил горло, обратив Валантена в соляной столп.

Аглаэ тоже не двигалась, дав себе время рассмотреть его так, будто видела в первый раз. Она с наслаждением скользила взглядом по стройному силуэту, слегка размытому на фоне освещенного солнцем окна, по широким плечам и по прекрасному, почти совершенному лицу, которое с самого первого дня вызывало в ней смесь нежности и жестокости, желание плотоядно впиться зубами в эту девственно чистую восковую бледность, словно для того, чтобы оставить на нем свое клеймо.

Она долго сопротивлялась хищническому инстинкту, сдерживала свои чувства, стараясь не торопить события. Время было ее союзником, думала Аглаэ. Рано или поздно она должна приручить Валантена. Но ее недавние злоключения с полицией показали, что заранее ничего не предрешено, что она может потерять его, если будет тянуть время слишком долго. Поэтому Аглаэ решилась. Внезапно. В один миг. В тот самый момент, когда она лежала в ванне и услышала, как он с ней заговорил о Видоке. Она ответила ему непринужденным, естественным тоном, кусая при этом губы, чтобы не взвыть от разочарования, от пустых ожиданий.

Не желая потом всю жизнь терзаться сожалениями, она в конце концов сделала выбор, осмелившись переступить через свой страх отпугнуть Валантена. Она обязана была дать шанс их любви. Так что пояс на ее халате был слабо завязан не случайно – Аглаэ тщательно подготовилась к нарочито бесстыдному выходу и теперь, сделав первые шаги навстречу молодому человеку, замерла, всем своим видом выражая призыв и вместе с тем сдержанность, в надежде, что оставшееся между ними расстояние преодолеет он сам. Затаила дыхание. Почти задохнулась.

Решится он, наконец, или нет? Почему он не двигается с места?

Эти безмолвные вопросы остались без ответа. Валантен лишил ее выбора. Поэтому, набравшись храбрости, Аглаэ медленно развязала пояс купального халата, и шелк едва слышно зашелестел, скользя по паркету, когда она делала последние шаги. Теперь она была так близко, что Валантен почувствовал аромат фиалок от соли для купания на ее коже.

– Я так нуждаюсь в утешении, – прошептала Аглаэ, не сводя с него взгляда огромных золотисто-карих глаз. – Чего же вы ждете? Почему не обнимете меня?

– Я не уверен, что это будет правильно…

– А я уверена в обратном, – выдохнула она бархатным, обволакивающим голосом.

– Поймите меня, Аглаэ… Не хочу, чтобы вы думали, будто я равнодушен к вашим чарам, но вы еще не оправились от пережитого потрясения, и с моей стороны было бы подло и не по-рыцарски воспользоваться ситуацией…

Она поднялась на цыпочки, с вызовом вскинув подбородок.

– Нет, Валантен. Ты не можешь все время убегать. Решишься ли ты, наконец, сказать мне, что умираешь от желания, так же, как и я?

Валантен застыл, будто громом пораженный: она впервые обратилась к нему на «ты», и это обезоружило его в большей степени, чем можно было ожидать. Он просто стоял напротив девушки как вкопанный, вытянувшись, словно кол проглотил, и его руки, отяжелевшие вдруг, висели безвольно, мертвым грузом.

– Мы любим друг друга, – продолжила она, – и поэтому между нами не может быть ничего постыдного или неловкого. Я тебя научу. Вот увидишь, тебе просто нужно следовать подсказкам своего тела…

С тех пор как она стала актрисой, Аглаэ не знала отбоя от поклонников, но всегда отвергала авансы ухажеров – и молодых хлыщей без гроша в кармане, и богатых стариков, годившихся ей в отцы. Ее познания в делах любовных ограничивались тем, что она почерпнула