Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

Арнольд Гутлин шагнул к приятелю, дернул за рукав:

– Пойдем, неудобно, ведь не зоопарк…

Усольцев одернул рукав, бросил взгляд на часы.

– Рано, Арик, – сказал он, криво улыбнулся. – Лично для меня слишком рано. – И грубо спросил: – Тебе ясно?

Гутлин приятельствовал с Усольцевым около трех лет, но не мог привыкнуть к неожиданным перепадам, которые происходили в его настроении и поведении. Порой Сергей был рассеян, меланхоличен, в движениях медлителен. Через полчаса становился раздражителен и груб. Проходило немного времени, и это был уже иной человек: общительный, обаятельный, широкий.

Сейчас Усольцев пребывал не в духе, изображал добродушие, но лицо его то и дело передергивало, словно у него болела голова либо зуб и боль свою он тщательно от окружающих скрывал.

Гутлин на грубость приятеля, как обычно, не ответил, посмотрел на высокого мослатого парня, Сашу Перышкина, который развинченной походкой, пританцовывая, направлялся к ним.

– Здравствуйте, Сергей Трофимович, – сказал он одновременно и заискивающе, и развязно. – Вы наша опора и надежа, руководитель и вдохновитель.

– Денег нет. – Усольцев улыбнулся, голос же у него был сух.

– Сразу деньги, – обиделся Перышкин и тут же плаксиво продолжал: – Сережа, на неделю, вот так надо, – и провел пальцем по горлу. – Полтинник.

– Думаешь, мне приятно отказывать? – Усольцев вздохнул. – Потому и злюсь, нет у меня, а тебе надо, я знаю. Извини, Саша, – и взглянул душевно, доверительно и лживо.

– Я знаю, вы завсегда. – Перышкин понимающе кивнул, оглянулся, увидел уже вышедшего из душа одевающегося Астахова и, пританцовывая, двинулся в его сторону.

– Сережа, у меня есть деньги, – тихо сказал Арнольд Гутлин, взглянув виновато.

– Это хорошо. Деньги жить не мешают, – криво усмехнулся Усольцев, наблюдая за Перышкиным, который пританцовывал вокруг Астахова, но заговорить не решался.

– Так дай человеку, раз так нужно ему. – Гутлин вынул из кармана бумажник.

– Ты дурак, братец! – Усольцев взял бумажник, сунул его в карман Гутлину. – У меня тоже есть деньги. Давай сложим в одну кучку и подожжем.

Астахов причесывался перед зеркалом, вмонтированным с внутренней стороны дверцы шкафчика. Он выслушал невнятное бормотание Перышкина, вывел безукоризненный пробор, над висками зачесал волосы назад.

– Перышкин, тебе сколько лет? – Астахов убрал расческу, оглядел Перышкина, ответа явно не ждал. – Двадцать четыре, мы одногодки. – Астахов взял из шкафчика куртку, надел, опустил руку в карман. – Почему ты все время побираешься? Ты же мужик. – Он протянул Перышкину деньги, хлопнул по плечу, громко сказал: – Всем привет и хорошего аппетита! – и пошел к выходу.

Перышкин сунул деньги в карман и, пародируя походку Астахова, прошелся до двери.

– Клоун и дерьмо! – громко сказал кто-то.

Перышкин даже головы не повернул. Погладив карман, в котором лежали деньги, с надменной и брезгливой улыбкой он подошел к Усольцеву и Гутлину:

– Видали? Чемпион! Вы, Сережа, человек! Есть? Есть! Нет так нет.

– Мужчина должен протягивать руку, а не палец, – назидательно сказал Усольцев.

– Вот! А ему унизить обязательно! Так бы и швырнул ему в лицо эти деньги!

Неожиданно Арнольд Гутлин выдвинулся из-за плеча Усольцева и сказал:

– А вы догоните и швырните! – Он покраснел, тряхнул головой, очки скользнули на кончик носа. И, как у большинства стеснительных людей, вид у него был не воинственный, а смешной.

– И швырну, академик! – Перышкин двинулся к выходу. – Когда будут!

– Сергей! – Арнольд все еще пребывал в воинственном настроении. – Почему ты разрешаешь каждому… каждому, – он снял очки, глаза стали детскими, беспомощными, – проходимцу… – Махнул рукой, запал кончился.

– Арнольд, святая ты простота. – Усольцев обнял его за плечи. – Павел Астахов в нашей защите не нуждается. Он сам для себя и бог, и царь, и герой!

Гуров с Астаховым познакомились и шли между рядами пустых трибун. Когда они оказались рядом, то обнаружилось некоторое сходство и определенные различия. Оба высокие и стройные, русоволосые, голубоглазые. Астахов в движениях свободнее, пластичнее. Гуров походил на кадрового офицера в штатском, застегнутый пиджак и рубашка с галстуком лишь подчеркивали это. У Гурова черты тоньше, интеллигентнее, у Астахова проще, мужественнее.

Астахов бросил спортивную сумку под ноги, на правах хозяина жестом пригласил садиться, сам сел на зеленую, шершавую от облупившейся краски скамью и заложил ногу на ногу так, как нормальный человек не может. Было видно, что это не поза, человек сел, как ему удобно. Гуров тоже сел, спинок на скамейках стадиона не прибивают, откинуться нельзя, пришлось опереться ладонями о колени, в общем, неудобно было.

– Слышал, – сказал Астахов. – Все говорят. Я его знал, ссорился с ним. Человек он… – Павел поморщился. – Не любил покойника, вам лучше побеседовать с кем-нибудь другим.

Они сидели в пятом ряду, напротив сектора прыжков, где тренировались девушки. Они не обращали на Астахова и незнакомца внимания и делали это неловко до смешного. Лишь Вера Темина не скрывала своей заинтересованности и казалась естественнее подруг.

– Паша, ты за билет не платил, поднимись выше! – крикнул тренер.

– У меня проездной! – ответил Астахов, рассмеялся.

Лицо у него засветилось, на щеке появилась никчемная ямочка, которая вернула Павлу его несерьезный возраст. А Гурову эта предательская ямочка дала возможность сравнить Астахова естественного и того, скованного, что сидел рядом.

– Позавчера вечером в аэропорту между вами произошел инцидент. – Гуров взглянул вопросительно.

Ямочка на щеке Астахова пропала, профиль забронзовел. Несколько секунд спортсмен молча изучал сыщика, затем презрительно усмехнулся, не понимая, что поведением своим объявляет войну и в начинающемся поединке он обречен на поражение.

– Произошел. – Астахов привстал и помахал кому-то рукой.

Гуров проследил взглядом. Махать Астахову было совершенно некому. Инспектор вздохнул и приготовился выслушивать ложь. Обаяние Астахова действовало и на Гурова, он принял иное решение, противоположное тому, что принес на стадион.

– Произошел, – повторил Астахов. – Как я уже говорил, я его не любил. Что еще? Где я был после аэропорта? Я весь вечер…

– Тс-с! – Гуров приложил палец к губам.

Астахов от неожиданности вздрогнул, даже отстранился.

– В подобной ситуации мы разрешаем человеку навраться досыта. Затем разоблачаем его ложь и, используя старинный прием, выводим формулу: безвинный врать не будет. Я не хочу с вами играть. Перед его подъездом на пятне мазута имеется четкий отпечаток протектора «Волги». Сделаны снимки и слепок. Я сказал правду, даю честное слово.

Гуров достал сигареты, вытащил одну, стал разминать.

Возникшая пауза выдала Астахова, не понимая ситуации, он рассмеялся:

– Я езжу по городу…

«Чемпионы привыкают к победам, только к победам, в своем стремлении только вперед они