Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

Грених сдался. Он взял стул, стоящий у двери, перенес его к столу Семена Аркадьевича, сел и положил локоть на край. Минуту он размышлял, как обвести старика вокруг пальца, чтобы и не сказать ничего, но в то же время открыть якобы страшную тайну, которой тот остался бы удовлетворен.

– Дело в том, что я обнаружил… – Грених сделал драматичную паузу, набрав в легкие воздуха, как перед страшным признанием. – Я обнаружил…

Семен Аркадьевич выпрямился, отложил лупу, умостил перед собой руки и смотрел на него расширившимися светло-карими глазами из-под густых белых бровей. Клочки седых волос вокруг его лысины даже как-то приподнялись. Грених кинул за плечо взгляд, словно проверяя, не идет ли кто, наклонился ниже к столу и зашептал:

– …что Куколев был прооперирован. Операция на мозге. Через глаз повредили белое вещество.

– Поди ж ты, – крякнул заведующий архивом; щеки его в прожилках и пигментных пятнах разрумянились от удовольствия. – А зачем?

– Вот я и пришел к вам, дело его прочесть. Надо выяснить, указанно ли в нем, что тот подвергался хирургическому вмешательству – трепанации черепа, – так же тихо добавил Константин Федорович. Все равно, ему лишь на пользу, если Семен Аркадьевич будет знать о такой существенной детали, которую Мезенцев отчего-то не спешит заносить в протоколы.

– Очень интересно, – прошептал озадаченный Семен Аркадьевич. Такого он явно не ожидал, значит, переводы заключенных в Психиатрическую колонию производились секретно, да так, что даже заведующий архивом Мосгубсуда оставался в неведении.

– Но закавыка в том, что Куколев в то время, когда его мозг прооперировали… по словам старшего следователя, был в бегах. А поймали его аккурат в той квартире в Трехпрудном…

– Знаю, знаю, дело о черных трупах.

– По моим подсчетам, тогда он уже был с полгода как прооперирован. Я свое заключение составил. Но судя по тому, какие вы удивленные глаза делаете, оно до дела так и не добралось.

– Вот те на! Куколева нам, получается, подбросили.

– Я и хотел бы выяснить – кто, и почему Мезенцев это утаивает.

Семен Аркадьевич повернул голову, то продолжая сверлить Грениха глазами, то переводя взгляд в пустоту, о чем-то размышляя.

– Костя, я знаю, что у тебя в семье все врачи были.

– Это так, – кивнул Константин Федорович, насторожившись.

– Так вот, послушай, что я тебе скажу, будь осторожен, не давай свои старые архивы никому, труды своих родственников.

– Почему?

– Потому что есть одна работа, принадлежащая одному из Гренихов, там как раз что-то о хирургии, с психиатрией связано. Ходила рукопись по рукам лет шесть назад. Но она без обложки, трудно было понять, которому Грениху принадлежит. Все, что оставалось известным – фамилия автора.

– У меня есть обложка от нее и первые несколько страниц, – сказал Константин Федорович, догадавшись, что речь идет о «Психохирургии» Макса.

– Уже нет, Костя, – вздохнул Семен Аркадьевич. – Ее Мезенцев принес сюда и сжег.

Грених отшатнулся от неожиданности, чуть не сбросив локтем гору ведомственных журналов со стола на пол.

– Сжег? – обомлел он, вспомнив день обыска. Он не видел, уносил ли что-то Мезенцев в руках, смотрел тогда в пол. Но тот не стал бы брать ни одной вещи, не занеся ее в протокол. Да и с ним ведь были Петя и Фролов.

– Случайно увидел. Я, бывает, остаюсь здесь с ночевкой, сплю в малом зале заседаний, там есть один весьма недурной кожаный диван из старой обстановки. Мезенцев думал, что в здании суда один остался, не считая сторожа, пошел в клозет, оставил книгу на раковине и вышел. И я зашел в клозет. Вижу, книга с выдернутыми страницами, повертел ее в руках, положил обратно, сделал свое дело и удалился. А ночью вдруг запах доносится до малого зала – гарь. Я поднялся тихо, по запаху дошел до оного клозета, чуть дверь приоткрыл, а там Сергей Устинович, вооруженный какой-то палкой, мешает в этой самой раковине догорающие угли. Он открыл кран, смыл все, смял остатки жженой юфти в комок… Я тихо удалился. Меня он не видел.

– Вот засада, – Грених стукнул по колену кулаком.

– А чья это была книга?

– Это работа моего брата, не моя! – прорычал профессор.

– Очевидно, Мезенцев что-то против вас замышляет.

– Не хотел я думать на него, видит бог! – Грених уставился в пол. – У брата три разных почерка было. И в работе этой он писал по-разному. Я смогу доказать, что это не моя монография.

Семен Аркадьевич лишь протяжно вздохнул, сочувственно глядя на понурившегося Константина Федоровича.

Почему Мезенцев так поступил, зачем роет яму под своего коллегу, Грених мог только догадываться. Следователю не нравилась исследовательская работа, связанная с гипнозом, он имел достаточно секретов, в которые Грених то и дело совал нос. Ему не хотелось терпеть под боком человека, который был, по его словам, «ходячим полиграфом». Не слишком приятно, поди, наблюдать за тем, как кто-то людей по одному щелчку пальцев вводит в состояние транса.

– Часто бывает, что беглых заключенных не ставят на учет, не вносят в дело факт побега, оставляют это в секрете? – Грених поднял голову.

– Часто. Сам знаешь. И наоборот тоже бывает, но это никто никогда не докажет. Потому как беглый о себе заявить может запросто, а вот препровожденный в какие тайные места – вряд ли. Это мне еще с царских времен известно. Меня самого удерживали аки Дантеса в таких подвалах, о которых ни одна живая душа не ведала, а объявили всем, что пропал без вести. Думаешь, сейчас так не делают? Еще как!

– Вы не боитесь такие вещи со мной обсуждать?

– А чего мне бояться? В этом декабре восемьдесят восемь стукнет. Я свое прожил. А тебе еще жить да жить. Так что, сынок, осторожней будь.

Грених еще некоторое время сидел, разбитый, обессиленный. Стажеры видели, как Мезенцев унес из его дома подшивку, и ничего не сообщили. Ладно, Фролов – с ним Грених особо не пересекался. А Петя мог и сказать такую важную вещь.

Опять Петя… Грених изо всех сил гнал от себя подозрения в возможном его участии в убийствах в Трехпрудном переулке. Но то и дело обстоятельства заставляли профессора пристальней приглядеться к своему ученику.

– Говорят, вы помните все дела, хранившиеся в судебном архиве, – начал было Грених.

– Да? Так говорят? – приподнял бровь Семен Аркадьевич. – Думаю, они не ошибаются.

– Значит, вы должны знать, где лежит дело об убийстве отца Пети Воробьева.

– Отца Петра Евгеньевича Воробьева? Об убийстве Евгения Михайловича Воробьева?.. Дело