Похищение на бис - Иоанна Хмелевская

Не успела я принять решение, как забряцал сотовый Беляка.

— Извольте, — он обратился ко мне, — адреса, что вы просили..

Ручка и бумага были под рукой, но Малгося меня опередила.

— Накарябаешь — потом разбирай, — проворчала она и положила перед собой столетнюю тетрадь.

Первая фамилия была нам абсолютно не знакома.

— Алина Вжосяк, — продиктовал комиссар. — Бывший спортивный тренер, двое взрослых детей, сын и дочь. Несудимые.

Вторая — еще как знакома..

— Скочигай Болеслав. Без постоянного места работы. Декоратор, свободный художник, работает по договорам. Несудимый.

И третья.

— Лясковский Казимеж с супругой. На пенсии. Часто выезжает за границу, на лечение. Есть в базе, но не как преступник, а как потерпевший. Здоровье потерял в автоаварии. Это все. Будут еще пожелания?

Как не быть, но я пока никак не могла определиться, какие именно. В голове колом торчала информация, что у Лясковской короткие ножки. Ну, и какое отношение к делу, скажите на милость, имели ее ножки?

К счастью, другим гостям ножки мозгов не затуманили, и предположения посыпались одно другого интереснее.

— Тренерша спортивная, может быть, здоровенная лошадь, — подхватил Витек. — Нам такая и нужна, а взрослые детки — на подхвате…

— И это сыночек? — Малгося с состраданием ткнула пальцем в физиономию троглодита. — Дочурка такая же?

— Почему нет? Семейное предприятие.

— Лясковская отпадает, — пробормотала я, все еще пытаясь отцепиться от навязчивых ножек. — Насколько я понимаю, Лясковский — инвалид…

Аня мягко напомнила, что из Зузиных сплетен это вовсе не следовало. Скорее наоборот, явная неприязнь к жене свидетельствовала об интересе к мужу. Никто из нас его не видел, да и если Мариэтта на него запала, какой уж тут калека?

— Я бы на эту Вжосяк поставил, — упорствовал Витек — Муж у нее есть?

— Даже если есть…

— А черт его знает, может, он — сущая обезьяна и детки в него пошли…

— У нас есть еще Болек, — осторожно напомнила Аня.

— Болек — идиот, — вынесла свой приговор Малгося. — Мартуся так на него плевалась, что из трубки брызгало. Зуза и пани Иза говорят то же самое. Сопляк безответственный, ничего до конца не довел, да он ни одной жертвы прилично бы не выкрал!

— Нам надо знать о них больше! — открыла я Америку и уставилась на Беляка.

Тот смутился.

— Ну, знаете, господа… Вопреки тому, что о нас говорят, полиция законопослушными гражданами не интересуется. За всеми подряд мы не следим, да и никаких сил не хватит. Этого, как его… Лясковского еще можно в деле найти, хотя он абсолютно ни в чем не виноват. Преступник, кстати, в состоянии алкогольного опьянения, врезался в него на парковке. Это все, что я помню по делу, да и то только потому, что все дивились, каким чудом его по капоту не размазал.

Аня продолжала гнуть свою линию:

— Представляется разумным, чтобы вы тоже нам немного помогли. Две фамилии нам знакомы, но только фамилии. Раз уж мы сотрудничаем, полагаю, что некоторые из нас частным образом узнают больше. А вы, со своей стороны, официально…

— Совершенно с вами согласен. Думаю, что завтра у меня будет для пани, для всех вас… информация… И разумеется, фотография этого типа в лысом варианте…

* * *

На столе оставалось слишком много закусок, чтобы можно было вот так просто взять и разойтись.

— А зачем вам этот лысый гоблин с кудряшками? — с любопытством обратилась Малгося к Ане. — Есть вероятность, что вы его знаете?

— Вероятность как раз минимальная, скорее, слабая надежда… Возможно, что мелькнул на одном из последних слушаний как незначительный свидетель, может, бритого наголо и узнаю. Все были бритые. Во всяком случае, попытаться стоит, ведь в деле есть фамилии. А вот фигура этого горе-художника Болека Скочигая представляется мне весьма интересной.

— Законченный кретин! Все твердят одно и то же — каши с ним не сваришь.

Аня отрицательно покачала головой и решилась на оливку с сыром.

— Эго может быть камуфляж. Нарочно прикидывается безответственным неудачником, чтобы его никто не заподозрил в хорошо продуманных и последовательных преступлениях. А контактов с людьми у него масса.

— Ну, не один он такой общительный.

Я достала листок с физиономией Болека и положила на стол.

— Не хотелось бы быть излишне бестактной, — начала Аня, — и совать нос в личные дела, но что там с больницей? Мартуся встречает его в Кракове, а ты уверена, что он лежит в варшавской больнице…

Я тут же взорвалась:

— Ни в чем я не уверена. Поэтому и хочу их отловить. Павел так сказал, а он замороченный — дальше некуда, и сам толком не знает, кто лежит в больнице и что там с этой проклятой почкой..

— С какой почкой?

Тьфу, о почке же речи не было… Вопрос я проигнорировала.

— И где Клара, пропади она пропадом! Бьюсь об заклад, что она в этом замешана!

— Ну, слава богу! — довольно вздохнул Витек и, положив на свою тарелку корнишон, маринованный грибок и оливку с паприкой, с наслаждением долил себе виски. — Мы тебе уже сто лет талдычим, что нечего ей так доверять, а ты — ноль внимания…

— Уже не ноль. Из Италии совсем другая вернулась.

— Совсем другая уже уезжала, — отрезала холодно Малгося. — Может, когда и была иной, но все это давно и неправда. И вообще я удивляюсь, как ты в этого Павла веришь, все она притворяется…

Звякнул мой сотовый. Это телефонировал Павел — легок на помине.

— Ты мне звонила, — напомнил он. — Я зайду?

— А ты где?

— У твоей калитки.

— Так чего там торчишь? Но предупреждаю, здесь полно народу.

— Плевать, я иду!

От машины он отказался сразу, как только взглянул на стол. Заявив, что все имеет свои границы, а его терпение лопнуло, он бухнулся на стул. Ясно было, что в одно такси все не уместятся.

— Ты им рассказала?

— Да ты что! Только что само вырвалось.

— Отца трогать не будем, пусть себе спокойно лежит в земле. А ведь ты была права, он там не лежит.

Я-то сообразила, что он имеет в виду, а вот в сообразительности остальных гостей не была уверена. При этом я тихо порадовалась, что Павел доехал до меня в целости и сохранности, без ДТП, хотя внутри он весь кипел и преспокойно мог поехать на азимут по чужим заборам и газонам. Благо с младых ногтей увлекался гонками по пересеченной местности.

— Витек, плескани ему беленькой, — распорядилась я. — Кусок селедки еще остался. К черту виски и коньяк, да здравствует польская водка!