Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления - Дэвид Гранн

— Сны я помню. — Кевин почти хвастался.

Он слишком долго подавлял эмоции, и теперь они захлестнули его. Время от времени Кевин даже плакал. «Не понимаю, что со мной творится», — говорил он.

Он прочитал где-то статью о посттравматическом синдроме и подчеркнул в ней слова: «Боль — это нормально. С боли начинается выздоровление».

К декабрю симптомы посттравматического синдрома начали проявляться у многих его товарищей.

— Все это известные признаки, — говорил мне Кевин. — Например, супружеские ссоры случаются чаще прежнего. Не берусь судить, больше ли ребята пьют, но, во всяком случае, пьют они много.

Для товарищей Кевина знакомая обстановка пожарного депо была чем-то вроде убежища, но Ши чувствовал себя там чужаком. Появилось много новобранцев, которые заняли места погибших, все они едва знали Кевина.

Однако в начале декабря он попытался вернуться «по-настоящему». «Самое главное для меня сейчас — быть с ребятами», — говорил он.

Вместе с товарищами он отправился на Рузвельт-Айленд на курсы по борьбе с терроризмом.

— Он ужасно волновался, что ему предстояло снова надеть форму, — рассказывала Стейси.

В середине декабря гипс с шеи сняли и пообещали, что за год кость окончательно срастется и Кевин сможет вернуться к активной службе. Но ему казалось, что, когда все собирались в столовой пожарного депо перекусить и поболтать, его игнорируют; казалось, с ним и здороваться-то по-человечески перестали по утрам, а когда пытается завести разговор, никто не поддерживает.

— Ребята даже смотреть на меня не хотят, — сказал мне однажды Кевин (мы сидели в его машине). — Мне кажется, я слишком напоминаю им про тех, погибших.

Однажды один из коллег сказал ему, что в депо ходят нехорошие слухи насчет того, каким образом ему удалось остаться в живых.

— Ребята говорят, ты просто торчал снаружи и щелкал фотокамерой, — сказал ему этот пожарник.

— Неправда! — возмутился Кевин.

Однако на очередной поминальной службе он держался в стороне от всех, словно изгой.

— Иногда я думаю: легче было бы, если бы я погиб вместе со всеми, — признавался он.

— На него больно смотреть, — говорил мне Келли. — Его как подменили. Ему в первую очередь надо бы выздороветь, физически окрепнуть. Тогда он вернется к нам и снова станет настоящим пожарным — в этом смысл его жизни.

На рождественскую вечеринку, тоже посвященную памяти погибших, собрались в пожарном депо. Кевин пришел пораньше, чтобы помочь готовить ужин. Работая вместе с другими, шепнул мне:

— Ребята начинают разговаривать со мной. Надеюсь, скоро станет полегче.

На стене пожарного депо висела доска, на которой были написаны имена всех тех, кто в тот день, 11 сентября, уехал по вызову и не вернулся. Имя Кевина Ши было приписано в самом низу, как будто в последний момент. Поздно вечером он позвонил мне домой, страшно возбужденный. Говорил сбивчиво, я даже не сразу понял, что речь снова идет о Ground Zero. Один парень с его работы, сказал Кевин, подъедет завтра из Челси, чтобы встретиться с нами.

Следующий день выдался холодный. Ши был в свитере, в тяжелых альпинистских ботинках. Стейси держала его за руку. Кевин еще ни разу не возвращался на место трагедии, он старался даже не смотреть на снимки Ground Zero в газетах и в новостных программах.

Подъехал Лайм Флаэрти, член четвертой группы спасателей. В пожарной академии Флаэрти был наставником Кевина, а после 11 сентября почти не отходил от рухнувших башен, разыскивая останки своих людей, спал едва ли два-три часа в сутки. Он повез нас «в самый центр».

— В тот день ребята сделали все, что могли, — рассказывал Лайм по дороге. — Башни рушились, а они продолжали карабкаться. Никто не струсил, не убежал.

Мы проехали несколько пропускных пунктов, стараясь следовать тому маршруту, по которому в роковой день ехал Кевин Ши со своими товарищами. Ши прижался лицом к стеклу и только отирал пот со лба. Над развалинами торчали высокие башенные краны, а за ними — две огромные металлические балки, соединенные в гигантский надгробный крест.

— Смотрите! — Кевин ткнул пальцем в окно. — Вот машина номер сорок. Грузовик, на котором мы приехали.

На обочине дороги стоял большой красный грузовик с номером 40 на борту.

— Его отогнали сюда, — сказал Кевин. — Мы тогда не здесь остановились. — Он посмотрел на меня так, как будто я мог подтвердить это или опровергнуть. — Ведь так?

Мы проехали последний контрольный пункт, и Флаэрти сказал:

— Мы на месте.

— Южная башня, — указала Стейси. — Там, где кран.

— О господи! — воскликнул Кевин.

От южной башни не осталось ничего — гигантская прореха в линии небоскребов. Флаэрти припарковался, мы вышли. Он роздал нам шлемы и велел быть осторожнее: мы вплотную приблизились к руинам.

— Где командный пункт южной башни? — спросил Кевин.

— Десять этажей под землей, — ответил Флаэрти. — И все еще горит.

Кевин усиленно заморгал — воспоминания разом обрушились на него, все вдруг встало на место.

— Я схватил огнетушитель, — заговорил он, — и побежал вслед за ребятами. Вокруг падали погибшие. Я помню, как они падали, помню этот стук тел о землю. Я погасил горящий автомобиль. Потом вошел на командный пункт и увидел Патричелло. — Кевин опустил глаза и продолжал так, словно картина стояла у него перед глазами: — Я обнял его. Просил поберечь себя.

Тут Кевин умолк. Каким же образом он попал из командного пункта на Олбани-стрит? Он бы не добежал туда за считаные секунды, как бы ни торопился.

— Вероятно, тебя выбросило взрывом, — предположил Флаэрти. — Многих при падении башни подняло на воздух и выбросило.

— Если смотреть отсюда, где Олбани-стрит? — уточнил Ши.

— Там, — указал Флаэрти, и мы все припустили бегом, шлепая по грязи.

Свернули в проулок — там все еще стояли засыпанные пеплом машины, стекла в них полопались. Ши припомнил, как доктор ему с его же слов говорил, будто он прополз пятьдесят метров, двигаясь на свет. Он остановился, обернулся к нам.

— Вот здесь меня нашли, — сказал он. — Прямо тут. — Он оглянулся на башню, прикидывая расстояние. — Есть тут где-нибудь гараж?

Лайм подтвердил: гараж чуть дальше по улице. Мы снова припустили бегом, мимо сгоревшего здания, где возились люди в марлевых масках.

— Наверное, это он и есть, — указал Кевин.

Гараж был небольшой, сыроватый. Мы постояли там с минуту, вновь выбежали на улицу, свернули в один проулок, в другой и выскочили на берег Гудзона.

— Тут меня уложили на носилки, — сказал Кевин.

Мы устали и замерзли. Назад к южной башне мы вернулись уже затемно, рабочие включали прожектора. Ши прямиком направился к руинам южной башни, постоял, прислушиваясь к скрипу кранов. Я посмотрел на него и спросил: