Египтянин - Лейтон Грин

ты права. Дело в карьере. И что тут плохого? Я на эту карьеру всю жизнь положила. И чем могу похвастаться? До сих пор не оплаченным долгом за обучение и несколькими десятками пар фантастических туфель. Женщин моих лет в этом городе выбрасывают на свалку, об остальной стране вообще молчу. В Канзасе я бы считалась старой девой. С тем же успехом меня можно завернуть в черную шаль и всучить мне всякие приспособы для вязания, как они там называются. Или большую книгу со схемами вышивок крестиком.

– Может, тебе стоит попробовать себя на актерском поприще, – беззлобно заметила Моник. – У тебя отлично выходит.

– Я серьезно.

– И я тоже. На тебя западает двадцатипятилетний качок, ты журналист-внештатник в ООН, возможно наш лучший внештатник, у тебя достойная жизнь в величайшем городе мира. А теперь скажи мне, кто тут актерствует?

Вероника поникла.

– Ты не поняла. На самом деле мне нечем похвастаться. Вообще нечем.

– Я поняла, дорогая. Не забывай, мне еще больше лет. Думаешь, я не сомневаюсь каждый день в собственном выборе? Не мечтаю о мужчине такого типа, какого и на свете нет, или не хочу, чтобы мои биологические часики тикали лет на двадцать дольше? Мы сделали другой выбор. Выбрали этот ресторан, этот город и те вещи, которых у нас иначе не было бы. Нужно научиться принимать свой выбор и наслаждаться его последствиями. Или, может, тебе пора выбрать снова.

– Я миллион раз говорила себе это. Но сейчас все иначе, Моник. Сейчас все должно получиться. И я смогу спать по ночам.

– Для этого, дорогая, нужно всего лишь закрыть глаза. У тебя еда стынет.

37

Египетский музей, Каир

«До чего же странно», – думала профессор Хилтон, прокручивая в голове два телефонных звонка. Первым было послание от Виктора Радека с просьбой обсудить ее исследования, касающиеся Нуна.

Профессор Радек, должно быть, наткнулся на ее имя в другом музее или в журнале. Лестно, разумеется, но… почему? За пятнадцать лет ее работы египтологом почти никто за пределами музейных кругов не обращался к ней ни с того ни с сего с вопросами о Нуне. Исключением был лишь эксцентричный бизнесмен, который теребил ее в тот год, когда она только приступила к работе. Порой у нее возникали подозрения, что он скупил все пятьдесят экземпляров «Традиций огдоады» профессора Шелли Хилтон сразу после публикации.

Изучение огдоады представляло собой самую экзотическую специализацию, которую только можно избрать. С ней Хилтон не слишком преуспела финансово, не обрела культового статуса, как некоторые ее музейные коллеги, которых приглашали читать лекции по всему миру о наиболее популярных аспектах египетской истории и культуры. Зато у нее была собственная, пусть и небольшая, свобода для исследований, и она могла каждый день засовывать жадные руки в сокровищницу египетской истории.

Покинув уютный беспорядок своего кабинета, Хилтон поднялась по лестнице для сотрудников, чтобы перейти в монетный зал. В результате прогулки через хранилища нижнего этажа в ней разгорелся аппетит для сервированного наверху шведского стола артефактов.

Ей нравился ночной музей – одно из немногих мест Каира, где удавалось побыть в одиночестве. Семнадцать миллионов жителей, девять только в пределах черты города. Ежевечерняя передышка от душащего смогом каирского безумия, полуночный вальс по красивым коридорам и галереям музея – все равно что врученный ребенку запасной ключ от шоколадной фабрики.

Она поднялась на верхний этаж и вздохнула от удовольствия. Есть ли на земле более грандиозное рукотворное сооружение, чем воссозданная усыпальница Тутанхамона? Она пульсировала мистикой, сочетая тайны, роскошь и потери.

Затем Хилтон направилась в Королевскую комнату мумий – зал, где всегда задерживалась, пока от молчания завернутых в бинты мумий по рукам не начинали бегать мурашки сладкой жути. Ей нравилось, что, несмотря на обширные знания и годы, проведенные в музее, она могла, как в первый раз, испытывать все те же острые ощущения, стоило лишь остаться тут в одиночестве.

При виде мумий в голове всплыло неприятное воспоминание о втором звонке, том, который перенаправили ей сегодня днем, возможно, потому что считали Шелли самым легкодоступным египтологом. Хилтон подумала, что, учитывая обстоятельства, справилась неплохо и предоставила необходимую информацию, причем голос вроде бы не особенно дрожал, когда некто, назвавшийся детективом Амином из полиции Каира, спросил ее мнение о серии жестоких убийств в Болгарии.

На месте расправы, сообщил детектив серьезно, но несколько растерянно, обнаружено несколько весьма странных улик.

* * *

Виктор пролистал входящие и в задумчивости закрыл крышку телефона. Египтолог писала, что будет рада поговорить. Потом он прослушал сообщение Грея.

Профессор Радек не считал себя рыцарем на белом коне. Ему нравилось помогать людям (с большинством представителей рода человеческого, подозревал он, та же история), хотя, как и положено любому философу, Виктор сомневался в истинной природе альтруизма.

Он ценил свою работу с разными полицейскими департаментами по всему миру, потому что она давала доступ изнутри к экстремальным ситуациям. Нельзя даже надеяться, что один человек успеет за свою жизнь полностью исследовать гигантское количество существующих на земле культов. Помощь полиции позволяла срезать путь, встроиться во всемирную сеть, сигнализирующую о действиях сектантов на дальнем конце спектра. Дальнем, дремучем и пугающем.

Сидя в кожаном кресле своего кабинета в пражском таунхаусе, Виктор открыл бутылку абсента «Свисс Куве», который был весьма редок и омерзительно дорог, зато ничего подобного ему не существовало. Виктор приготовился к встрече с «зеленой феей», закинул ногу на ногу и со стаканом в руке стал смотреть на мерцающую газовым светом улицу за окнами эркера.

Возможно, Аль-Мири – одиночка, шарлатан, эксцентричный тип. Виктор пробил контакты в Интерполе и не нашел никакой информации о преступной деятельности, связанной с культом Нуна или любым другим культом, который имеет отношение к Египту. Он провел также собственное расследование и не нашел никаких упоминаний о секте поклонников Нуна. Вообще никаких.

Затем Радек рассмотрел возможность появления возрожденных культов. Они порой бывают весьма активными и даже жестокими, но их адепты зачастую не имеют никакого представления об истории. А ведь именно в истории содержится то, что сильнее всего жаждал Виктор. Знания. Тайны.

Если Бог действительно существует, если в мире действуют силы, недоступные человеческому опыту, это происходит с очень давних времен. Многие культы и религии претендовали на то, что знают эти силы изнутри, и Виктор посвятил жизнь изучению подобных притязаний, стараясь охватить как можно больше вариаций. Он видел столько ритуалов изгнания духов, что и не сосчитать; видел жрецов джуджу, взмахом руки вызывающих слепоту и нарывы по всему телу; видел тибетских монахов, способных растопить снег на расстоянии