Три твои клятвы - Питер Свонсон

– Они все в этом замешаны Джилл, – сказала Эбигейл. – Вот почему мы здесь. Мы здесь, чтобы понести наказание.

– О боже, – простонала Джилл. – Но зачем? Зачем они это делают?

– Что случилось той ночью, когда у тебя шла кровь? – спросила Эбигейл.

– Весь тот день был сплошным кошмаром. Мы должны были встретиться с тобой и пойти поплавать, помнишь?

– Помню.

– Я собиралась пойти, но Алек сказал мне, что я не могу. Это было на него непохоже, то, как он это сказал, и я спросила: «Это почему же?» И Алек сказал, что теперь он принимает за меня решения и что он решил, что в тот день я не выйду из домика. Что проведу там весь день, голая, с ним. У него было такое выражение лица… Слегка невменяемое, и я помню… Я помню, как думала, что совершила ужасную, ужасную ошибку, выйдя замуж за этого человека, а потом, наверное, попыталась как-то оправдать его поведение. Я сказала себе: то, что он делает, вообще-то, довольно сексуально. У нас ведь медовый месяц, и он брал все под свой контроль, говоря мне, что хочет, чтобы я весь день ходила голой, только для него… И я согласилась Мы заказали доставку еды и весь день занимались сексом, и я все время представляла себе, как это выглядело бы на бумаге, в любовном романе. И это выглядело бы потрясающе – мол, в середине медового месяца они провели дома весь день, полностью голые… Увы, ощущение было иное. Казалось, Алек держит меня там, чтобы, если я вдруг решу, что с меня хватит, и захочу выйти на свежий воздух, удержать меня внутри, – или, если я устану занимать сексом, взять меня силой.

Она на мгновение умолкла, но Эбигейл ничего не сказала.

Джилл глубоко вздохнула. Ее вздох громко прозвучал в маленькой, сырой комнате.

– Я задремала, кажется, сразу после ужина. Я была измотана. Совершенно измотана, и теперь, когда я вспоминаю об этом, понимаю, что меня чем-то накачали. Когда я проснулась несколько часов спустя, в комнате был не только Алек. Сначала я подумала, что он разговаривает сам с собой или по телефону, хотя телефоны здесь не работают, но потом я услышала другой голос и открыла глаза. В комнате был Портер, и они оба стояли над кроватью и смотрели на меня. Я плохо соображала, я была не в себе и потому не помню всего, что они говорили, но Алек все время повторял что-то вроде: «Ты ведь этого хочешь, не так ли? Нас обоих одновременно». И как бы хихикал. Это было безумие, и я закричала, и Портер прижал меня к кровати, и тогда Алек сильно укусил меня в подмышку. Боль была жуткая, и я вроде как очнулась и даже смогла оттолкнуть от себя Портера. Хотя, наверное, он сам отпустил меня, потому что он тоже смеялся. И тогда я выбежала на улицу. Я не помню всего из того, что произошло. Я истекала кровью, я вся продрогла, и, похоже, у меня начались галлюцинации. Знаю лишь то, что я чувствовала себя так же, как однажды в колледже, когда кто-то дал мне брауни с марихуаной и у меня начались глюки. Мне то и дело чудились в лесу какие-то звуки, я утратила чувство времени, а потом мучилась вопросом, не приснилось ли мне все это. Спустя некоторое время я постучала в окна других домиков, просто надеясь, что кто-нибудь выйдет и поможет мне.

– Вот тогда я тебя и увидела, – сказала Эбигейл.

– Это была ты?

– Да, я видела тебя той ночью. Ты истекала кровью и спросила меня, кто я такая, а потом убежала. Разве ты этого не помнишь?

– Помню. Кажется. Я не знала, что это ты. Ты… ты выглядела… в моих воспоминаниях ты стояла там, и твое лицо не было человеческим. По твоему голосу я могла сказать, что ты женщина, но твое лицо было другим. Я помню какую-то звериную морду и желтые глаза. Следующее, что я помню, – это то, что я всю ночь провела в лесу, думая, что повсюду волки… А когда рассвело, они пришли и нашли меня. Потом сделали мне какой-то укол, и я проснулась уже тут. С тех пор я здесь.

Джилл снова заплакала, на этот раз громкими, хриплыми рыданиями. Будь у нее такая возможность, Эбигейл подошла бы к ней. Вместо этого она время от времени издавала с другой стороны комнаты утешающие звуки, не зная, помогают ли они ей.

– Зачем они это делают? – в конце концов сказала Джилл.

– Это наказание. И еще потому, что они могут это сделать.

– Но почему мы здесь? Что они будут делать дальше?

Эбигейл показалось, что она знает, что будет дальше. Она думала об этом с тех пор, как проснулась в темноте этого подземелья. Она не знала, хотелось ли ей произносить эти слова вслух, но потом решила, что от этого будет только польза. Им с Джилл нужно быть на одной волне.

– Я думаю, Джилл, они собираются нас убить, – сказала она. – Скорее всего, это будет какой-то ритуал или игра, в которую они играют с тех пор, как мы обе сюда попали. Но они попытаются убить нас. Они не могут выпустить нас живыми с этого острова.

– А если мы пообещаем никому не рассказывать? – спросила Джилл, и Эбигейл поняла: она уже торгуется с ними. Их даже не было здесь, но они могли всё слышать, и Джилл торговалась.

– Может быть, – сказала Эбигейл, и, даже произнесенные вслух, эти слова дали ей слабый проблеск надежды. – Может быть, это всего лишь жестокая, порочная игра…

– Кроме того, это будет наше слово против их. Они сделают так, что нам никто не поверит.

В голосе Джилл Эбигейл услышала пробудившийся оптимизм.

– Может быть, – снова сказала она. – Но мы не можем на это рассчитывать. Это богатые, влиятельные люди, они не допустят, чтобы мы обвинили их в том, что здесь произошло. Есть большая вероятность, что они собираются нас убить. Мы должны попытаться найти способ выбраться с этого острова, если сможем.

Джилл снова заплакала, на этот раз тихо.

– Но они ведь не могут убить нас и остаться безнаказанными, – сказала она.

– Они найдут способ. Они богатые люди, и им ничего не стоит устроить все так, как им надо. Произойдет несчастный случай – например авиакатастрофа. Или мы утонем. И не будет никаких свидетелей, которые расскажут иное. Вот почему мы должны выжить. Мы обязаны рассказать эту историю