Зеркало Архимеда - Наталья Николаевна Александрова

зараза, его жена! Деньги ей, видите ли, были нужны, и поэтому она решила заделаться киллершей? И приспособила эту дуреху-дочку, приставила к делу, у той способности открылись, умеет с зеркалом обращаться.

Он виноват, конечно, но ему и в голову не могло прийти, что они на такое решатся! Ну теперь судьба ему помогла, жену запрячут надолго, а дочка… что ж, выбраться оттуда она самостоятельно не сумеет. Это и к лучшему.

Теперь он может полностью отдаться главному делу своей жизни…

Геннадий надеялся, что его имя останется в истории математики.

Конечно, он уже кое-чего добился, изучая наследие великого Архимеда, но ему хотелось оставить в науке и свой собственный след. Для этого нужно было решить великую проблему Римана…

И вот, найдя свою зеленую тетрадь с записями многолетней давности, он трудился день за днем, но формулы никак не складывались, не приобретали законченный, совершенный смысл.

Ему опять чего-то не хватало…

Ах, если бы можно было посоветоваться со своим старым учителем, профессором Согурским!

Но с Согурским он уже очень давно не общался, значит, нужно полагаться только на свои силы. Тем более он узнал от этой своей дурехи-дочки, что Иван Казимирович умер больше полугода назад.

Да, нехорошо, конечно, вышло, но он, Геннадий, последние годы был не в лучшей форме. Эта стерва-жена определила его в «Скворечник», а там… там были свои неприятности, Геннадий не любит об этом вспоминать.

Неужели без Согурского, без его советов он не способен доказать великую теорему?

Для завершения работы Геннадию не хватало совсем немного, ему нужно было преодолеть всего лишь последний незначительный барьер, преобразовать всего одну формулу…

Тут он вспомнил, что как-то обсуждал с Согурским именно эту проблему…

Согурский тогда говорил, что у него есть выкладки, при помощи которых можно разобраться с этим преобразованием.

Наверняка это отражено в записях профессора…

Геннадий понял, что ему необходимо взглянуть на эти записи.

Последние годы своей жизни профессор Согурский провел в ужасной глуши, в загородном доме, куда очень трудно добраться. Профессор говорил, что ему там особенно хорошо работается — ничто не отвлекает его, ничто не мешает. Тишина, и воздух свежий…

Наверняка именно там, в том доме, остались записи Согурского. Вот бы взглянуть на них!

Геннадий как-то побывал в том доме и хорошо запомнил его. Помнил он также, что туда очень долго добираться.

Но с тех пор, как он изучил научное наследие Архимеда и научился применять придуманный великим греком способ преобразования пространства-времени, для него проблема перемещения предметов и людей не существовала.

Правда, до сих пор он перемещал только других людей, а сейчас нужно было перенести самого себя, но это не должно принципиально отличаться…

Геннадий приободрился и принялся за расчеты.

В процессе этих расчетов ему понадобился собственный вес.

Последний раз его взвешивали несколько лет назад, в «Скворечнике».

Он помнил прошлую цифру, но подумал, что за это время вес мог значительно измениться, а это приведет к большой ошибке при телепортации.

Весов у него дома не было, но он вовремя вспомнил знаменитый эксперимент своего кумира, великого Архимеда, когда тот погрузился в ванну и определил объем вытесненной жидкости.

Как ни странно, ванна в его подвальной квартире была — старая, с рыжими подтеками и отбитой эмалью. Но горячая вода хоть и с трудом, но текла.

Лежать в такой ванне никому не пришло бы в голову, но что делать? И Геннадий кое-как ее вымыл. Пока вода текла тоненькой струйкой, он бормотал школьный стишок про закон Архимеда:

«Тело, втиснутое в воду, выпирает на свободу с силой втиснутой воды, телом втиснутой туды…»[1]

Наконец ванна наполнилась, Геннадий опустился в нее, замерил, насколько поднялся уровень воды, после чего определил объем своего тела, умножил на удельный вес и получил свой собственный вес.

При этом он убедился, что за год очень похудел.

Ну да, он был так увлечен своими научными изысканиями, что часто забывал поесть… Да и продукты эта зараза приносила ему несвежие и невкусные, все больше лапшу быстрого приготовления и консервы. Вот теперь посидишь на тюремных харчах, узнаешь, что это такое!

Но это все в прошлом, теперь можно забыть и заниматься делом.

Наконец у него есть все данные для телепортации…

Геннадий ввел последний поправочный коэффициент, произвел вычисление…

И оказался в маленьком пустом помещении со скошенным потолком — видимо, в кладовке.

Он толкнул дверь и вышел.

Оглядевшись, Геннадий понял, где оказался.

Его метод, точнее, метод великого Архимеда сработал точно: это был загородный дом его учителя, профессора Согурского. Тот самый дом, куда он хотел попасть. Тот самый дом, где он рассчитывал найти записи покойного профессора.

Геннадий несколько раз бывал в этом доме и хорошо помнил его планировку.

Правда, с тех времен дом заметно обветшал, состарился, как стареет человек, который живет в одиночестве, но в нем еще чувствовался аромат прошлого, аромат старых книг и рукописей, в нем как бы жил призрак выдающегося ученого…

Геннадий пошел вперед, вспоминая, как разговаривал здесь с профессором. Согурский говорил ему, что в этом доме ему очень хорошо работается, что здесь какая-то особая, благоприятная для научного труда атмосфера.

Большую часть своих научных записей профессор держал на втором этаже.

Геннадий хотел было подняться туда, но вдруг он услышал в соседней комнате приближающиеся шаги.

Он не ожидал никого здесь встретить, он считал, что в доме никто не живет и можно будет без помех порыться в записях профессора — и вдруг эти шаги…

Кто это может быть?

Геннадий попятился, хотел куда-нибудь спрятаться. Шагнул было к кладовке, через которую попал в этот дом, но вовремя остановился — там имела место пространственная аномалия, так что можно было перенестись неизвестно куда. Тогда он метнулся к лестнице…

Но было уже поздно.

Дверь открылась.

На пороге появился высокий худощавый мужчина с темными курчавыми волосами, с пронзительным взглядом темных глаз…

Геннадий помертвел.

Он узнал этого человека.

Это был Анатолий Иванович, врач-психиатр из знаменитого «Скворечника», из психоневрологического диспансера, тот человек, которого Геннадий ненавидел и боялся, тот человек, которого он до сих пор видел в ночных кошмарах…

— Вот мы и встретились! — проговорил врач, криво улыбнувшись. — Давно не виделись, Геннадий!

Геннадий напомнил себе, что они больше не в диспансере, где этот врач имел над ним безусловную власть. Да и сам он с тех пор очень изменился, он больше не тот жалкий, сломленный неврастеник, дрожащий перед психиатром, как кролик перед удавом…

Он остановился, даже шагнул навстречу психиатру и резко, решительно проговорил:

— Я