Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин

описание, а любительское, из среды наркозависимых. Такое тяжелое чувство, как будто голову тянет назад. Еще оно называется «голос дна», потому что возникает ощущение, будто тебя кто-то зовет снизу.

– И? – Федерал развел руками. – Что это значит?

– Это друг убитого. – Мишка снова указала на фотографию в телефоне. – У него ник в инсте* – термин из обихода тех, кто употребляет. Он же составлял эту схему. Видно, что она отличается по почерку от других, и, посмотрите, он поставил черточку между словами «голос» и «дна» на схеме точно так же, как она расположена у него в нике. Значит, это друг журналиста, знакомый с наркотиками, включая «Д2», за которым, я уверена, скрываются уже знакомые нам таблетки Двоица. Нужно узнать, был ли этот Голос в гостях у убитого в последние недели. Он мог увидеть символ Обители и рассказать об этом своему дилеру, а тот дальше передал эту информацию по эстафете убийце.

– А почему… – начал федерал, но Мишка его остановила.

– Давайте я ему прямо сейчас позвоню, – сказала она, нажимая на иконку голоса-дна в телефоне. – И узнаем.

Глава четвертая

В лесу было совсем темно. Если бы не Златин белый платок, Ева бы ее сразу потеряла. А так среди сосен все время моргал белый овал, похожий на летающего младенца. Баба рассказывала такую сказку, про девушку, бросившую в окошко своего младенца, чтобы он разбился, а он не разбился и поплыл по воздуху до самой церкви, в которой его спрятали монахини. Еще в сказке был черт с рогом на шее, и Ева пригнулась поближе к земле, чтобы черт, если он вдруг все еще ходил по лесу, ее не заметил.

Злата шла быстро и в какой-то момент вдруг исчезла из виду. Шорох иголок и треск сучьев прекратились, поэтому Ева подумала, что сестра упала или встала за дерево. Ева пошла медленнее, стараясь держаться сосен.

Спереди, оттуда, где пропала Злата, раздались тихие голоса. Ева замерла, потом опустилась на корточки, стала пробираться ползком, отодвигая в сторону ветки и иголки, чтобы не хрустели. Если бы ее в лесу заметила Злата, в этом ничего опасного бы не было, но вот попадаться кому-то еще не хотелось совсем. С тех пор, как отец упрятал в колодец злого человека, колодцем других больше не наказывали, но могли запереть в погребе молельни, а это было почти так же страшно, потому что там, на повернутой к колодцу стене, стояла большая икона, страшнее которой Ева никогда ничего не видела. Даже вспоминать ее не хотелось.

Она подобралась совсем близко и смогла расслышать Златин голос.

– Опять на день всего? – Злата звучала расстроенно. Ева придвинулась ближе, обогнула дерево и оказалась на краю небольшого оврага. Внизу, под обрывом, сидела, завернувшись в одеяло, Злата. В руках она держала надкушенную плитку гематогена. Рядом с ней, вытянув ноги и упершись локтем в торчащий из земли корень, сидел Юлик. Он слушал Злату и тянул дым из тоненькой сигареты, осторожно стряхивая пепел в жестяную банку, утопленную во мху.

Ева чуть не сорвалась в овраг, увидев сигарету. Она никогда не думала, что черт может добраться до Юлика. Конечно, она знала: все, кто покидает Обитель, сталкиваются с разными соблазнами, которых в лесу нет, но она была уверена, что Юлик никогда им не поддастся. Он всегда почитал Троицу и всегда говорил, что живет молитвой.

А откровения на сигарете не закончились. Злата замолчала, и Юлик подобрался к ней поближе, положил руку на колено, причем не поверх одеяла, а под ткань.

– Возьмем Аксю и Еву и уедем, – сказал он, кидая сигарету в банку и беря освободившейся рукой Злату за плечо. – Прямо завтра. – Юлик говорил тихо, так что Еве пришлось прижаться к земле, чтобы его слышать. – Я в следующий раз приеду через месяц, может, дольше. Ты еще рожать хочешь? А целый месяц – это долго, отец до тебя дойдет снова.

Ева лежала на боку, поэтому больше не видела Злату, но внизу раздался шорох одежды. Кажется, сестра встала.

– Злата. – Юлик, видимо, тоже встал, потому что его голос зазвучал ближе. – Я же тебя люблю. Хочешь, я тебе еще расскажу про Петрозаводск? И про Санкт-Петербург?

– Ты не был в Санкт-Петербурге, – сказала Злата. Она звучала неуверенно, и снова раздался шелест одежды.

– Был, – сказал Юлик. Его голос стал глуше, а дальше он стал шептать, и Ева, испугавшись, что они услышат ее дыхание, зажала себе рот рукой, нос уткнула в землю. Дышать сразу стало очень трудно. Разговор внизу она больше разобрать не могла, но точно слышала, что Юлик что-то объясняет, а Злата ему иногда отвечает. Потом раздался смех, и Ева чуть приподнялась, заглянула в овраг.

Юлик и Злата сидели там же, но теперь Златино одеяло и платье были завернуты так, что было видно и ее ноги, и черные волосы внизу живота. Юлик щекотал ее, водя рукой по ее животу и кусая ее плитку. Потом он навалился на нее сверху, и Ева хотела закричать, но Злата продолжила смеяться. Юлик стянул с себя штаны, прижал Злату ко мху. Она вздохнула, обхватила брата руками. Ее глаза были закрыты, а лицо расплылось в счастливой улыбке.

Ева тихонько отползла от оврага, а потом поднялась и быстро побежала к домам. Она не могла поверить, что Юлик впустил в себя черта, который сначала научил его втягивать дым, а потом еще убедил сбежать из Обители. Ева была умная, она знала: иногда братья и сестры, которые уехали из Обители, решали остаться в мире – это случалось из-за того, что там у них не было отца и молельни, которые могли бы защитить их от соблазнов, а соблазнов в мире было очень много. Ева могла назвать три: втягивание дыма, питье вина и прелюбодеяние, случавшееся между братьями и женщинами, живущими в мире. Старшие мальчики еще могли назвать несколько, но их Ева не понимала совсем, а на уроках про соблазны говорили редко, потому что тем, кто живет в Обители, бояться было нечего. Ева из Обители никуда уезжать не собиралась, поэтому про соблазны она думала, только если о них говорили другие. Она никогда раньше не видела вдыхания дыма, и уж точно никогда не встречала прелюбодеяния, потому что в лесу и домах женщин из мира не было. Теперь же, увидев Юлика с сигаретой, она знала, как выглядят соблазненные, и это ей совсем не понравилось.

Выбежав к колодцу, Ева бросилась к крыльцу молельни, забралась под него и прижалась к святой стене. В молельню детям без старших входить не полагалось, поэтому по ночам она приходила молиться сюда, ведь Бога можно было позвать через щель между досками. Ева сложила руки у груди, закрыла глаза и набрала в грудь воздуха.

Господи, услышь меня, Отче, к Тебе пришла раба Твоя Ева…

– Не отвечает. – Мишка опустила телефон. Рядом с ней собрались все участвующие в ночном обыске. Федералы тихо переговаривались, разглядывая фотографию, молодой полицейский задумчиво смотрел на панно за монитором, дядя Сережа печатал в телефоне, а Вера ждала удобного момента, чтобы задать Мишке пару вопросов. За то время, пока соседка пыталась дозвониться до друга Журналиста, Вера успела немного отойти, и теперь ей начало казаться, что соседка как-то уж слишком легко и быстро во всем разобралась.

– Парня мы найдем, – сказал один из федералов. – И кафе найдем. Запись посмотрим.

– Кафе можете не искать, – сказала Вера, радуясь, что ей есть чем поделиться. – «Кофе в день» это здесь недалеко, на Невском практически.

– Кафе – это хорошо, – сказала Мишка. – Но начните точно с Голоса. Как бы мы ни бросились его слишком поздно искать.

– Почему? – спросил федерал.

Мишка показала ему телефон.