Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг

Они поют сильными голосами старинный рождественский псалом:

Мир на земле, радость на земле,

Здесь среди нас младенец Иисус!

Они сидят в опрятных, только что отглаженных серых костюмах и глядят на алтарь, на золотой крест и елку. Это люди всех возрастов и всех слоев общества. Есть тут и взломщики, и сутенеры, и насильники, и бандиты. Есть и несколько убийц. Один из них был чиновником в военном министерстве. У него была хорошая должность и уютный дом. И все шансы на пенсию. Словом, у него было все, чтобы чувствовать себя удовлетворенным. Но, должно быть, наперекор всему где-то притаилась неудовлетворенность. Амстеду захотелось испытать, как чувствует себя человек, когда он вполне свободен. И вот обстоятельства сложились так, что он мог осуществить свою мечту. Но Амстед не годился для свободы. И не для свободы его воспитали. Жизнь Амстеда с самого начала строилась так, что он все время находился под чьим-нибудь надзором. И когда он выплыл в открытое море, все сразу рухнуло.

Но теперь он вернулся восвояси. И вот он сидит в тюремной церкви и справляет праздник рождества, праздник своего детства. Он любуется рождественской елкой и вслушивается в пение хора. И сам подпевает:

Священная песнь небесного сонма...

Он достиг своей цели. Эта цель — обеспеченность и спокойствие, порядок и регулярность. Он здесь пожизненно. Он может с уверенностью смотреть в будущее. Оп вышел на пенсию. В его существовании нет ничего такого, что не находилось бы в точном соответствии с идеалами, на которые ему указывали всю жизнь. Отчий дом, школа, университет — все подготовило его к этой жизни. И цель достигнута.

Блаженный покой, небесный покой

Нисходит на нас в эту ночь!

Другие заключенные почтительно поглядывают в его сторону. «О, это убийца! Тот самый, который взорвал человека динамитом! А на вид — такой простак! Кто бы мог подумать? Ах, как обманчива внешность!» Они разглядывают его с восхищением.

Общественный престиж, уважение сограждан? Потерял ли он это уважение? Разве это безделица — слыть убийцей в той маленькой общине, к которой он теперь принадлежит? Разве убийца не есть нечто более значительное, чем бандит, взломщик или рядовой насильник? В тюрьме убийца принадлежит к высшему рангу, он почти на уровне начальника департамента. Когда выходит тюремная газета — первого числа каждого месяца — ее, само собой, раньше всех прочих читает Теодор Амстед.

Он обладает теперь всем — даже общественным престижем.

Когда заключенные вернутся из церкви, им подадут жареную свинину с красной капустой под коричневым соусом. Можно тихонько сидеть и предаваться воспоминаниям — о детстве, о родителях...

Пройдет несколько праздничных дней. А затем жизнь снова войдет в обычную колею. Работа и отдых... Сколько миллионов бумажных кульков надо склеить! Чистоту и аккуратность оценят по достоинству.

Не все заключенные так довольны, как Теодор Амстед. Среди них есть и беспокойные люди. Они не получили хорошего воспитания. Их не готовили много-много лет к этой жизни. Они не учились в хорошей школе. У них слишком богатое воображение, они не столь гармоничны, не столь добропорядочны.

Но для Теодора Амстеда смысл жизни найден. Его образование, наконец, закончено. Он достиг того, к чему стремился. Больше у него нет желаний.

Блаженный покой, небесный покой!

Глава 1

Несколько лет назад на улице Эстербро скоропостижно скончался пожилой человек, отравившийся леденцом.

Пожилой человек очень любил леденцы. Он сосал их постоянно, много лет подряд, н это не причиняло ему ни малейшего вреда. Он всегда носил в кармане маленькую овальную жестяную коробочку с леденцами. Когда у него першило в горле или ему просто хотелось подкрепить силы, он отправлял в рот леденец. Он никогда не разгрызал конфету, а только сосал ее, смакуя сладкий сироп. И долгие годы все сходило благополучно.

Но однажды дело кончилось плохо, и он умер. Случилось это тихим погожим вечером в начале июня. На набережной Лангелиние уже цвели кусты сирени и акации. Около половины восьмого он вышел из дому на улице Классенгаде, где он жил, чтобы совершить свой обычный моцион по Лангелиние. В половине девятого жена всегда подавала ему чай. Но в этот вечер он не вернулся домой к чаю. Ему не пришлось больше увидеть жену. В последний раз он спустился по лестнице, не подозревая, что ему никогда больше не придется считать кафельные плитки на стенах и вдыхать неповторимые запахи родного дома.

Было тепло, однако еще не настолько, чтобы он отважился выйти без пальто. Но теплый шарф он оставил дома. У яхт-клуба он сел на свою излюбленную скамью и стал смотреть на море и людей, прогуливавшихся по набережной. Он знал в лицо большинство обитателей Эстербро и помнил, кто они и чем занимаются.

На воде пестрели яхты, флаги, вымпелы, гоночные лодки и катера. А по набережной прогуливались девушки и коротких летних платьях, открывавших их стройные ноги. Он смотрел на девушек сквозь очки в золотой оправе и думал, что в такой легкой одежде не мудрено простудиться. Видно, люди никогда не научатся уму-разуму. Смотрел он и на гребцов в длинных узких лодочках, по команде рулевого налегавших на весла. Полуголые, волосатые. «Ну, разве не безумие в такое время года заниматься греблей на море, раздевшись чуть не догола? Не миновать им воспаления легких. Так рисковать жизнью!» Он не подозревал, что его собственная жизнь оборвется через несколько часов.

С досадой смотрел он