Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко

Всё, что является моей собственностью, если представляет какую-либо ценность, принадлежит Партии; или, если она перестанет существовать, Государству. Если же и Государство будет разрушено, то дальнейшее распоряжение с моей стороны представляется необязательным.

Произведения искусства, купленные мною, никогда не приобретались для личных целей; они покупались исключительно ради создания галереи в моём родном городе Линце на Дунае. Моё задушевнейшее желание, чтобы этот пункт моего завещания был полностью исполнен.

Своим душеприказчиком я назначаю моего самого верного партийного товарища – Мартина Бормана. Ему даётся полное право принимать все решения. Ему разрешается выдать моим братьям и сёстрам всё то, что представляет какую-либо ценность как персональная память или, если необходимо, помочь им в поддержании скромного уровня жизни; то же надлежит сделать и в отношении матери моей жены и моих секретарей (мужчин и женщин), фрау Винтер и всех других, кто на протяжении многих лет поддерживал меня своими трудами.

Моя жена и я предпочитаем умереть, чтобы избежать позора капитуляции. Наше желание, чтобы наши тела были сожжены немедленно здесь, где я выполнял основную часть своей ежедневной работы в течение тех двенадцати лет, когда я служил своему народу.

Составлено в Берлине, 29 апреля 1945 года. 4.00 утра.

Подпись: Адольф Гитлер.

Свидетели: Мартин Борман, д-р Йозеф Геббельс, Николаус фон Белов».

«Адольф Гитлер. Моё политическое завещание.

Прошло более тридцати лет с тех пор, как я внёс скромный вклад в 1914 году как доброволец в Первую мировую войну – войну, которая была навязана Рейху.

В течение этих трёх десятилетий все мои мысли, все мои дела и все прочие аспекты моей жизни мотивировались исключительно любовью к моему народу и моей преданностью ему. Эти чувства дали мне силу принимать наиболее трудные решения, которые когда-либо выпадали на долю смертного. В течение этих трёх декад я истощил моё время, мои творческие силы и моё здоровье.

Неправда, что я или кто-то другой в Германии хотел войны в 1939 году. Она была желаема и спровоцирована теми международными государственными деятелями, которые либо сами были еврейского происхождения, либо действовали в еврейских интересах. Я сделал слишком много предложений по ограничению и контролю над вооружением, они не могут быть проигнорированы последующими поколениями, – чтобы на меня возлагали ответственность за возникновение этой войны. Более того, я никогда не хотел, чтобы после ужасной Первой мировой войны последовала вторая, против Англии с Америкой. Пройдут столетия, но и тогда из руин наших городов и монументов возродится ненависть к тем, кого мы должны благодарить за всё случившееся: международное еврейство и его пособников!

Всего за три дня до начала германо-польской войны я предлагал английскому послу в Берлине решение германо-польской проблемы – решение, аналогичное тому, что было применено к Саарской области, когда её поставили под международный контроль. Невозможно предать забвению это предложение. Оно было отвергнуто лишь потому, что в руководящих кругах Англии хотели войны. Дело в том, что эти круги подпали под влияние пропаганды, распространяемой международным еврейством, и предвкушали усиление деловой активности.

Я также не сомневаюсь в том, что если к народам Европы ещё раз отнесутся как к обычным биржевым акциям, являющимся предметом купли и продажи для финансовых заговорщиков, то ответственность падёт и на тех, кто воистину представляет виновную сторону в этой смертельной схватке: еврейство!

Более того, я не сомневаюсь в том, что на этот раз гибель миллионов людей не обойдётся без того, чтобы платить пришлось и виновным, даже если к ним будут применены более гуманные меры, чем они заслуживают.

После шестилетней борьбы, которая, несмотря на все неудачи, войдёт когда-нибудь в историю как славное и героическое выражение человеческой воли к жизни, я не могу покинуть этот город – столицу Рейха. В связи с тем, что наши силы слишком малы, чтобы устоять под натиском врага и из-за того, что наше сопротивление подорвано изнутри презренными тварями, которым недостаёт силы характера, я хочу разделить судьбу миллионов людей, решивших остаться в этом городе. Помимо того, я не желаю оказаться в руках врага, намеревающегося поставить новый спектакль под еврейской режиссурой для ублажения оболваненных ими масс.

Следовательно, я решил остаться в Берлине и принять добровольно смерть в тот момент, когда буду уверен, что резиденция фюрера и канцлера не может быть больше удержанной. Я умираю с лёгким сердцем, обозревая бесчисленные подвиги и свершения наших солдат на фронте, женщин – дома, достижения наших фермеров и рабочих, и военные усилия – уникальные в истории – нашей молодёжи, носящей моё имя.

Я выражаю мою сердечную благодарность всем тем, кто вопреки любым обстоятельствам продолжает борьбу против врагов Отечества в соответствии с принципами великого Клаузевица. Самопожертвование наших солдат и моя связь с ними и в смерти даст то зерно, которое тем или иным способом прорастёт и приведёт ещё раз к славному возрождению национал-социалистического движения и к осуществлению подлинно расового общества. Многие из самых храбрых мужчин и женщин решили связать свои жизни со мной до самого конца. Я просил и в конце концов приказал им не делать этого, а лучше принять участие в продолжении борьбы, ведущейся нацией. Я требую от руководителей армии, флота и военно-воздушных сил всеми средствами поддерживать дух сопротивления наших солдат в национал-социалистическом смысле, особенно подчёркивая факт, что я сам – основатель и вождь этого движения, – предпочёл смерть трусливому бегству или капитуляции.

Пусть в будущем станет особой честью, присущей германским офицерам – как это уже имеет место в нашем флоте, – чтобы вопрос сдачи местности или города даже не