Убить Голиафа - Марина Валерьевна Герасимова

Георгий достал из кармана маленькую флэшку и протянул её мне.

– Возьмите, посмотрите, что здесь есть. Там вы найдёте всё, чем мы занимались эти годы.

Я взял флэшку и положил её себе в карман.

– Не думаю, что целесообразно продолжать работу в стенах этой лаборатории, – заговорил я, наблюдая, как лица Веры, Георгия и лаборанта Сергея напряглись, – поэтому в любом случае здесь мы всё закрываем, помещение возвращаем институту. Что касается оборудования, Георгий и Вера, определитесь, что вам точно нужно для работы, а что можно оставить институту.

Я не успел закончить, как услышал их слаженное:

– Всё нужно.

– Хорошо, – улыбнулся я их боевой готовности, – я не могу подставлять вас. Сейчас идёт расследование всех смертей. Задействованы солидные ресурсы, помимо милиции этим занимается ФСБ. Я надеюсь, что в скором времени компетентные органы во всём разберутся и поймут, кто и зачем убрал столько людей. Может оказаться, что причина вовсе и не в холодном ядерном синтезе.

На лицах окружающих меня бывших сотрудников лаборатории я увидел удивление. Но дальше эту тему развивать не стал. Сказал же следующее:

– В любом случае я не могу, да и Дмитрий Петрович, уверен, не хотел бы, рисковать вашими жизнями. А потому есть два варианта. Первый: мы сохраним всё оборудование, освободив это помещение, но лабораторию заморозим до окончания следствия. Пауза в этом случае может оказаться достаточно долгой, от месяцев до лет. Готовы ли вы ждать? И второй вариант: я организую лабораторию на территории своей резиденции. У меня хорошая охрана, хотя, конечно, никакая охрана не может гарантировать стопроцентной безопасности. В этом случае желающие продолжать работу будут жить на закрытой территории практически безвыездно до окончания следствия. Условия проживания обеспечу комфортные, оплата труда тоже будет достойной. Какой вариант вас устраивает? Если, конечно, устраивает. С ответом не тороплю, вы можете обдумать мои предложения.

– Нечего думать, Олег Петрович, – решительно заговорила Вера, – мы с мужем согласны переехать, куда скажете, хоть завтра. За остальных не говорю.

– Я тоже согласен, – сказал лаборант Серёжа, – вот только я учусь на вечернем отделении в физтехе. Переведусь на заочное обучение или возьму академический отпуск.

Больше желающих продолжать работу не оказалось. Впрочем, возможно, этих троих вполне достаточно.

Когда мы с Иваном сели в машину, чтобы ехать на кладбище, он спросил:

– Это Виктор разместил доклад в Интернете?

– Да, это сделало его ведомство с моего согласия.

– Где они взяли материал?

– Оказывается, я подстраховался и оставил дубликат Птичнику перед отъездом в Брюссель.

– Это вы зря, – Иван как будто напустил на себя безразличный вид, откинувшись на автомобильное кресло. Или мне это показалось, и ему действительно было всё равно. Тогда почему зря? Об этом я его и спросил.

– Потому что, – начал отвечать он на мой вопрос, – холодный ядерный синтез на протяжении многих веков был прерогативный алхимиков, которые, как ты знаешь, преданы научной анафеме.

– Ну и что? Ковёр-самолёт тоже был прерогативой сказок, пока не изобрели летательные аппараты, – вспомнил я красочную иллюстрацию на обложке книги со сказками, которую недавно просматривал в библиотеке.

– Да, – согласился со мной Иван, – вот только тайну ковра-самолёта никто не охранял, а тайну философского камня и превращения свинца в золото, а это и есть холодный ядерный синтез, охраняют сильные мира сего, и тайные общества, которые этих людей таковыми сделали.

– Ты серьёзно? Думаешь, это не выдумки? – спросил я Ивана, сомневаясь, что он говорит серьёзно. Но он был серьёзен.

– Конечно, нет. Всё и все существуют. Доподлинно не знаю, владеет ли кто на земле в наше время алхимическими секретами, но то, что тайные общества существуют, – это точно. Даже инквизиция, отслеживающая и уничтожающая всякого рода магов и экстрасенсов их же способами, жива поныне. Спроси Виктора, он тебе, как специалист, многое расскажет. Да и невозможно получить какой-нибудь значимый пост или даже стать олигархом без вступления в ту или иную ложу. Всё контролируется людьми в «чёрном».

Последние слова Иван сказал с неким подобием то ли улыбки, то ли ухмылки.

– Отец и Олег тоже были членами таких обществ? – спросил я.

– И даже не одного. Кстати, ты тоже.

– А ты?

– И я.

Разговор повернул в неожиданное русло.

– И к какому же обществу или обществам мы все принадлежали и принадлежим?

– Все они – это одежды, надетые по случаю. И только одно из них действительно может изменить ход истории. О нём и следует поговорить.

В этот момент зазвонил телефон. Это был Виктор.

– Вика мертва, – с ходу начал он, – мы не успели. Практически сразу после разговора с тобой она приняла ванну и утонула. Скорее всего, передозировка кокаина. Случайность, убийство или самоубийство – говорить пока рано, хотя данных за убийство при осмотре места трагедии не выявлено.

Я должен был чувствовать себя потрясённым, но этого не было. Нечто подобное я ожидал, хотя и надеялся, что участь сия минует эту красивую женщину. Ей ещё жить бы и жить! Впрочем, возможно, вместе с потерей памяти я вообще потерял способность удивляться, и тем более, потрясаться.

– Встретимся на кладбище, – закончил Виктор разговор и отключился.

– Что-то случилось? – спросил Иван.

Я вкратце рассказал ему о Вике и об её утреннем звонке.

– Да, вот и следующая смерть, – подытожил он.

– Надеюсь, последняя, – сказал я.

– Хорошо бы.

Тень на плетень

Ровно в полдень вся семья собралась на кладбище. В этот раз здесь было много незнакомых мне людей. Они пришли почтить память выдающего учёного, физика-ядерщика. Многие из них толпились вокруг академика Шмакова – директора института ядерной физики. По-видимому, это были его сотрудники или другая научная братия, ведь академик Айдашев был светилом не только института, но всей отечественной науки. Также были здесь родители Аллы вместе с небольшой группой её родственников. В последний момент появился и Виктор.

Памятник установили сегодня утром. К моменту, когда мы пришли, все работы уже были закончены. Теперь рядом с мраморной плитой, на которой вперёд выступало объёмное изображение Петра Алексеевича Айдашева, красовалась ещё одна большая мраморная плита, из которой на людей смотрели выполненные скульптором рельефные лица его сына с женой и ребёнком.

Церемония началась с православного обряда. Несколько минут священник читал слова молитв, кадил ладаном над могилой с разных сторон. В руках присутствующих, независимо от их вероисповедания, горели свечи. После того, как панихида была отслужена, пришла очередь поминальных речей. Три академика, два близких друга, тесть – все эти люди сказали так много восхваляющих Дмитрия слов, что, слушая их,