Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

– Уж как-то все неубедительно… А если он все-таки не послушает?

– Скажешь, что его личная папка из Охранного отделения ляжет на стол Дзержинского.

Вольф некоторое время молчал, почесывая макушку и осмысливая слова гимназического друга, ставшего шпионом.

– Но он ведь узнает по лицу, что я какой-то залетный! – сказал он наконец.

– Не узнает. Тот командир ревотряда тогда был весь в крови – ему висок пулей задело. Он его вспомнить может только единственно по позывному. Краскома позывной был Волк, прокурора – Степной. Они часто в паре работали при старом режиме. Он взрослый дядька, ему помогал ребятенок девяти лет, смышленый, как бес. Он его девятилетним и помнит. А вот таким, как сейчас, – двадцати четырех лет, вряд ли. Позывной никто, кроме них двоих, не знал, ну разве еще какой-нибудь жандарм, и все.

– Это ты, что ли, этот самый… ребятенок девятилетний, смышленый, как бес? – недоверчиво прищурил глаза Вольф.

Джонсон загадочно улыбнулся.

– Много будешь знать – скоро состаришься. Намекну: думаешь, я просто так был зачислен в гимназию Видемана? Когда подрос, меня туда засунули за настроениями учителей и учащихся смотреть и докладывать, если обнаружатся революционные наклонности у кого.

– Ты что? – выпрямился Вольф. – Ты тоже из охранки? Ты и за мной наблюдал?

– Наблюдал.

– Как же ты потом в красные пошел?

– Эх, слишком много ты вопросов задаешь. Устал я. Давай-ка поспешим лучше на вокзал. Поезда нынче ходят очень неаккуратно. А нам бы еще поспеть перед этим в одно место – надо тебе на виске шрам соорудить.

Глава 9. Атака белого слона

1 января 1929 года. Октябрьская железная дорога. Скорый поезд на Ленинград

– Как я свел знакомство с губпрокурором? – сузил глаза Вольф и прищелкнул языком, точно не знающий урока школьник. – Мы едем в одном вагоне с людьми из ГПУ. Может, вы, профессор, у них спросите? Им виднее, они все знают.

Грених, восседавший напротив журналиста, глядел на того в упор, скрестив руки на груди, только лишь отодвинул ботинок от натекшей под мертвой грузинкой лужи крови.

– Отвечай, когда тебя спрашивают, – подал голос Агранов с задних рядов.

– Что я могу сказать? Ну что вы от меня хотите услышать? – зачастил студент, побагровев и сразу заерзав.

– Давайте сначала? – сделал одолжение Грених. – Откуда у вас этот шрам?

– Что? – недоуменно выдохнул Вольф. – Я же рассказал – шальная пуля, в детстве, в Гуляйполе.

– Какое Гуляй Поле, – огрызнулся Саушкин, – у тебя в паспорте написано, что ты родился в Ленинграде.

– В Петербурге, – поправил Белов, сидя с закрытыми глазами. – В Ленинграде он бы родиться не успел.

– Я вас умоляю… – начал Вольф, но осекся. – Родился, быть может, и в Ленинграде, Петербурге, а жизнь по свету знатно помотала.

– Назовите дату вашего рождения, – продолжил Грених.

– 20 ноября 1903 года.

– Когда и как вы познакомились со Швецовым?

– Как познакомился… Не познакомился, скорее увидел в толпе. На Втором Всесоюзном съезде Советов, после смерти Ленина и когда была принята Конституция. Мы, студенты, тогда зал заседаний помогали готовить, плакаты вешали и транспаранты, а Швецов на съезде присутствовал – был каким-то из делегатов. И все. Я всегда только издалека его видел, и имя его часто было на слуху.

– По характеру вашего шрама могу сказать, что вы его получили не в детстве. – Грених расплел руки и, наклонившись к Вольфу, опустил локти на колени.

– Почему?

– Мне, как судебному медику, виднее.

– А разве это можно понять, если шраму ну… десять лет?

– По любой отметине на теле можно что-то да понять. В двадцать пятом вы надолго покидали институт. Потом ваши сокурсники заметили свежий шрам. Зачем он был нужен?

– У меня он был всегда.

– Да, интересно, некоторые ваши знакомые припоминали, что под волосами у вас имелся белый след, но едва заметный.

– Хорошо, я скажу. Я лег под операционный нож, чтобы убрать его. Мне пообещали, что смогут избавить от него. Но на самом деле все только испортили.

– Вы настолько щепетильны в вопросах внешности? – Грених приподнял бровь.

– Да, а что? – оскорбился Вольф.

– Но след ведь был совсем незаметен, его можно прикрыть волосами. Или легко спрятать под слоем грима, не так ли, товарищ Белов? – обратился профессор к шахматисту.

Белов сидел, прижавшись спиной к стене вагона у окна и обхватив себя руками. Вид у него был такой, будто он усиленно обдумывает партию в шахматы, которая на данный момент происходила в его голове.

– А? – захлопал он глазами, проведя по потному лбу рукой, и посмотрел на сидящую над ним Фиму Стрельцову, которая, выпучив на него глаза, нервно крутила в пальцах погашенную папироску, да с такой силой, что табак осыпался на скамью.

– Может, вам приходилось себя за кого-то выдавать? Кого-то со шрамом. – Грених опять посмотрел на Вольфа. – Например, командира реввоенотряда, который выписал Швецову своеобразный пропуск-рекомендацию в ряды красных.

– Опять двадцать пять! На меня это повесить хотите? Вам человек подходящий нужен? Дело срочно закрыть требуется? Не выйдет! Я комсомолец, советский гражданин!

– Нет, ничего мы вешать не собираемся. Нам нужна правда. Может, это вы и есть тот краском, который отправился к атаману Степнову просить объединиться против белых? Может, пора рассказать о том, что произошло в поместье у Ольги Бейлинсон? О том, как она вам план погреба нарисовала на клочке бумаги, как просила передать советским властям, что Степнов, он же прокурор Швецов, удерживал ее с мужем и двумя детьми силой в доме. Вы спаслись лишь благодаря ей. Если бы вы не знали, где рыть, то не успели бы выбраться к тому моменту, когда атаман поджег усадьбу. Вы бежали один. Оставили погибать человек пятнадцать, с которыми делили свою тюрьму.

Вольф изменился в лице, смотрел на Грениха красными от ярости глазами, сцепив зубы и безмолвно качая головой из стороны в сторону. Глаза его стали неестественно черными от расширенных зрачков.

– Неужели вы нашли Швецова только ради того, чтобы вытрясти у него денег и попросить назначить вас на несколько удобных должностей? Неужели у вас сердце не ёкнуло, когда начался этот судебный процесс над Ольгой, которая десять лет от вас помощи ждала. Да вы уже давно могли вырвать ее саму и ее семью из рук монстра, который крылся под маской ее мнимого родственника. Но что же предпочли? Оставить все как есть, лечь под покровительство преступника. А этот шрам нарочно пытались удалить, только не у пластического хирурга, а сами его ножом расковыряли, чтобы забыть, вычеркнуть из воспоминаний ту