Частный дознаватель - Павел Журба

валялся в какой-то луже, как спокойный поросёнок, и очень боялся, что создателем этой лужи мог оказаться Ричард Донаван: стоит коллегам прознать, что я обмочился в каком-то кабаке, и меня сразу же заклеймят, как человека, не умеющего пить, а это в нашей работе смерти подобно.

«Человек с острыми ушами что-то с упорством мне втолковывает. Что-то про несправедливость, про распределение преступлений между детективными агентствами, про каких-то де Вилларе и де Ребер. Я в ответ кричу, что сделаю из матери этого человека эльфскую колбасу… Боги, что вчера произошло?»

— Эй, — меня вновь пнули сапогом. — Ты тут какого-то убил или у твоей новой бляди пошли месячные?

«Я ведь дознаватель. Если вы нашли кровь, то это значит, что я с стопроцентной вероятностью отправил кого-то на тот свет — к гадалке не ходи… Стоп, он что-то сказал про женщин лёгкого поведения? Намекает на Марианну?»

— Всех вас перевешаю… — я лениво открыл глаза, и в лицо мне ударил яркий солнечный свет.

«Звон в ушах. Хочется блевать. Кружится голова. Это уверенное сотрясение. Хотя, если судить по замёрзшим пальцам и онемевшим ногам, это далеко не обычная травма головы…»

Пришло осознание. Жгучий ком резко подступил к горлу, и мне вдруг захотелось издать пронзительный вопль, убежать далеко-далеко, чтобы кто-то невидимый и очень опасный не смог меня рассмотреть. Я задрожал, даже начал трястись, и этот мой жуткий страх сковал меня, как тюремная цепь — не шевельнуться.

«…Я умер»

В мою голову влили раскалённый свинец. Он зашипел, как вырезка, брошенная в кипящее масло, и навечно прожёг во мне дыру.

«Вечер. Публичный дом. Марианна. Внезапное предательство. Три болта в груди. Пробито лёгкое. Нечем дышать. Разорванное сердце.»

Я вскрикнул и резко подорвался с места. Меня шатало, как только сошедшего на берег моряка. За всем этим озадаченно наблюдало двое вышибал. Один из них держал в руке смятую записку.

«Бред! Я не умер, иначе бы не мог ощущать боль! Глупость!»

Я сразу понял, что произошло: девушка опоила меня каким-то наркотиком, от которого у меня свело горло и поднялось давление, и увезла куда-то за город, в маленький трактир, где никто не будет задавать лишних вопросов. Лишь одна тайна оставалась неразгаданной: Даже затупленный болт на расстоянии пяти шагов с лёгкостью пробивает доспех, что уж говорить об обычной коже и горстке костей…

Со всеми этими догадками я уже и позабыл, что нахожусь в какой-то конуре рядом с двумя подозрительными субъектами.

— Молодые люди, — дуболомы удивлённо переглянулись. — Если вы решили похитить меня и потребовать выкуп, то уверяю, это гиблое дело — лучше сразу убейте. Меня не жалуют при дворе. Возможно, даже хотят избавиться не меньше вашего. Кстати, Марианна всё ещё с вами или уже уехала из города? Сколько вам заплатила эта шлюха? Я заплачу в два раза больше…

— Лойд, ты чего? — хозяин записки насупился. — Опять эту водку с портового района хлестал? Скажи честно, бить не буду.

От изумления мой лоб превратился в гармошку.

— Я дознаватель его королевского величества Августа Третьего и требую… — я потянулся в задний карман куртки, чтобы достать удостоверение, но нащупал лишь вьющиеся волосы на груди.

«Что за…»

Я опустил голову — на мне был южный халат в полоску и дырявые тапочки. От стыда мои щёки превратились в спелые помидоры.

— Извиняюсь за столь непристойное одеяние…

— Да не извиняйся, мы привыкли! — хмыкнул один из громил, тот, что поменьше, и медленно двинулся в мою сторону.

— Граждане, — я с опаской взглянул на мощные кулаки моих собеседников и потихоньку начал пятиться. — За нападение на дознавателя его королевского величества вам грозит десять плетей и три года каторги. Лучше семь раз подумайте, прежде чем решитесь на столь ужасное преступление.

Великаны по-плотницки засучили рукава.

— Хорошо, Лойд, мы взвесим все возможные риски и придём к наилучшему решению для нашей торговой компании. — мужчина с запиской захохотал. Его друг лукаво мне подмигнул.

Поняв, что дуболомы скрутят меня за здорово живёшь, я сделал обманное движение влево и затем резко рванул к окну. Мой идеальный план спасения нарушило лишь одно незаметное обстоятельство — лужа вина на полу. Я поскользнулся на ней, как танцор на ледовом покрытии, и с треском влетел в маленький шкафчик. Там-то меня и взяли в оборот.

— Что вы делайте, остолопы! Пустите меня! — я сражался, как раненый лев, но силёнок в моих мускулах явно не хватало. Мышцы словно атрофировались.

Вышибалы открыли дверь, в которой не доставало половины досок, и на выдохе закинули меня в большой тазик. Какой-нибудь бедняк мог бы назвать это ванной.

— А вы знали, что расчленить тело весьма непросто… — я так и не успел договорить, почему им нельзя меня убивать, потому что в моё лицо резко врезалась холодная струя воды.

— Вот нажрался. — мужчина с запиской с укором покачал головой. — Я обещал твоему отцу, что буду помогать тебе, пока сам не лягу в гроб, но, как видишь, помогать такому, как ты — гиблое дело.

«Что он несёт? Моего первого отца повесили на ближайшем суку, как и всех его друзей, а у второго из товарищей были только инвалиды и циничные инфантилы, которым самим нужна помощь…»

Напор воды увеличился. Оказывается, холод и вправду приводит в чувство. По крайней мере, туман в голове немного рассеивается.

— Сынок, — громила хлопнул товарища по плечу и тот выключил холодный душ. — Так больше продолжаться не может. — похититель взглянул на меня жалостливым взглядом. Обычно я никогда не был подвержен смертельной болезни под называнием сентиментальность, но от этих участливых глаз у меня защемило сердце. Я словно знал этого человека всю жизнь, и мне очень не хотелось разочаровывать его.

— Когда ты взял академический отпуск, что я тебе сказал? — добряк умолк и стал ждать моего ответа.

«Возможно ли, что меня с кем-то спутали?.. Но как же я тогда сбежал из публичного дома?»

— Я сказал тебе, — снова начал громила, поняв, что заставить меня что-то вспомнить — дохлый номер. — «Сынок, делай, что хочешь, если считаешь, что это приведёт тебя к мечте». Помнишь?

Я решил кивнуть: уж больно пристально на меня смотрел тот парень, держащий душевую лейку.

— И что ты? — обиженно спросил душегуб, взглянув на меня исподлобья. — Веселишься на мои деньги, прожигаешь жизнь за карточным столом и барной стойкой, а своё любимое предприятие, о котором мечтал с самого детства, так и вовсе забросил в дальний ящик. Когда ты последний раз расследовал дело? Или хотя бы смог раскрыть его, а не взять аванс и спустя неделю стыдливо