Ловкая страсть - Валерий Георгиевич Шарапов

Стелла услышала быстрые шаги по лестнице. Девушка выдернула устройство из ноутбука и спрятала телефон в сумку, которую повесила наискось через плечо. Тут она увидела, что дверь начала открываться. Стелла с разбегу прыгнула в открытое окно со второго этажа. В кабинет ворвались охранники, в руках у них были пистолеты. Стелла приземлилась ногами на газон, профессионально, «по-паркуровски», сделала кувырок и побежала к воротам. Вслед ей из окна раздались выстрелы. Она бежала, петляя из стороны в стороны, выполняя упражнение, которое в разведшколе называлось «качание маятника», запрыгнула на стену и приземлилась с той стороны у дороги. Этот марш-бросок занял у нее всего три с половиной секунды. Рядом с ней затормозила машина Никиты. Стелла запрыгнула в нее, и через несколько секунд машина скрылась за поворотом. У открытых ворот осталась стоять машина охранников. Было видно невооруженным глазом, что колеса у нее спущены. У машины в луже лежал, не шевелясь, вырубленный Никитой ох- ранник.

Машина, практически не снижая скорости, с заносом выехала со второстепенной дороги на трассу. Никита посмотрел на Стеллу.

— Все успела?

Стелла молча кивнула.

— Успеть-то успела…

Она потрогала бок и вытянула вперед руку. Никита увидел на руке кровь.

— Серьезно?

— Ну так… Подстрелили немного.

— Потерпи, едем прямо в больницу.

Стелла откинулась на сиденье и закрыла глаза. Никита прибавил скорость.

— Ты, главное, не вырубайся!

— Почему? Я как раз собираюсь это сделать.

— Чтобы я видел, что ты жива!

— Блин, ну я постараюсь.

Никита продолжал гнать автомобиль с предельной скоростью форсированного двигателя.

1990 год. Сентябрь. Ленинград

Красивый старинный особняк стоял в начале Невского проспекта рядом с набережной реки Мойки, вдоль которой тянулась аллея с небольшими тополями и кленами. Легкий ветерок качал ветки деревьев. Листья пока не пожелтели и почти не облетали. «Унылая пора, очей очарованье» еще не началась. Если с Невского повернуть на Мойку и пройти немного вперед по набережной в сторону Манежной площади, то можно оказаться у дома, где когда-то жил великий поэт Пушкин. И не только жил. Много лет назад зимой его, истекающего кровью, с пулевым ранением в живот привезли туда на карете умирать, хотя было бы куда разумнее везти сразу в больницу. Но это загадочная история из другого века. А сейчас мы остались у входа в другой особняк, построенный в стиле классицизм, на стене которого можно было разглядеть медную, натертую до блеска табличку, где на русском и французском языках было написано: «Генеральное консульство, Республика Франция». Погода в сентябре была прекрасная — настоящее бабье лето, и, несмотря на поздний час, солнце все еще светило и было довольно тепло.

В своем кабинете на старинном стуле (то ли конца XVIII, то ли начала XIX века) сидел за не менее старинным письменным столом, по стилю близкому к ампиру, сам консул. Причем бордовый цвет письменного, приставленного к нему, переговорного стола очень гармонировал с ярко-красной обивкой кресел и стульев, которых в комнате было немало. Но, как бы контрастируя со старинной мебелью, на бежевых стенах висели картины современных французских художников — Мишеля Блази, Жан-Марка Бустаманта и Даниэля Бюрена. Современные картины украшали кабинет не потому, что у консула был плохой вкус, а просто эти картины ему подарили сами авторы. Впрочем, в смешении стилей можно было разглядеть скорее что-то оригинальное, а не безвкусное. Сидящий за столом консул месье Эжен Тимотье заметно нервничал. Это был высокий брюнет, не слишком похожий на француза, потому что его мать была наполовину бразильянка, наполовину чилийка, известная модель и кутюрье. Отец Эжена, много лет отдавший служению Франции на ниве дипломатии, был когда-то послом в Бразилии. Эжен был больше похож на мать, чем на отца, и всегда нравился женщинам. У него было много любовных историй, но пока в свои 33 года он так и не женился.

Эжен нервно барабанил пальцами по столу. Трубка городского телефона была прижата плечом к его уху, из трубки доносились длинные гудки. Перед ним стоял перекидной календарь, на котором можно было разглядеть дату — 12 сентября 1990 года.

В квартире на Гороховой улице в бывшем доходном доме XIX века, недалеко от Семеновского моста, звонил телефон. Трубку никто не брал. Телефон стоял на маленьком столике на длинных ножках в коридоре. Рядом с телефоном лежала книга «Телефонный справочник. 1989 год», больше на этот столик ничего бы не поместилось. Хотя и не надо, ведь столик был предназначен специально для телефона. Звонки продолжались. Никто не подходил, потому что в квартире никого не было. Телефон умолк. Наступила тишина. Только было еле слышно, как по улице, на которой стоял дом, проезжали машины и где-то в небе громыхнуло.

Консул положил трубку на телефонный аппарат и отошел от письменного стола. Он подошел к окну и открыл его. Вечерело, на город опускались и сгущались унылые серые питерские сумерки. Где-то вдалеке продолжал греметь гром. Консул тяжело вздохнул. Секретарша Мари подошла к Эжену и положила руку на его плечо, тот повернулся вполоборота и посмотрел на нее. Она слегка улыбнулась, погладила его по щеке и будто бы случайно прижалась голой ногой к его коленке.

— Эжен, ты какой-то озабоченный. Все в порядке?

— Да просто устал. И не выспался — проснулся сегодня рано.

— Так может, пора спать? Хочешь, я сделаю массаж? Для начала.

— Иди, Мари, у меня еще несколько важных звонков. До завтра.

Мари работала у консула уже больше двух лет и привыкла к перепадам настроения шефа. Поэтому она больше ничего не сказала, а просто молча вышла из кабинета, тихонько затворив за собой дверь. Эжен опустился в кресло; он сидел и молча смотрел в пустоту. За окном продолжал грохотать гром и раздался шум ливня. В голове у консула проносились события трехмесячной давности.

1990 год. Июнь. Ленинград

Июньским светлым вечером, когда солнце еще не зашло, а туч не было и в помине, в самом центре города, у входа в Галерею современного искусства толпился народ. Рядом с дверями висел плакат: «Современная французская живопись». Вита прошла сквозь толпу, легкая, светлая и красивая. На входе милиционер с погонами лейтенанта сразу пропустил ее, как будто знал в лицо. Впрочем, так оно и было. Капитан КГБ Болотников знал всех своих агентов в лицо. И не только в лицо. Он знал про них практически все, включая анатомические особенности строения тела, размеры одежды, обуви и бюстгальтера. Он даже знал, когда у Виты критические дни. Впрочем, на данный момент это не имело никакого значения. На вернисаже было много народа, слышалась иностранная речь, в основном французская. Французский консул под аплодисменты чинно разрезал ленточку. Выставка открылась. Официанты разносили шампанское.