Дорогое утешение - Евгений Евгеньевич Сухов

голос. За последние годы в ее жизни случилось немало событий, в сравнении с которыми юношеские волнительные встречи выглядели малозначительными. А вот Красные ворота оставались безучастными ко всем тем встряскам, что прошли перед ними за последние полтора столетия, и каждого подошедшего красные кирпичи встречали с холодным равнодушием.

Ровно в девять часов утра Зинаида постучалась в дверь вдовы. Инга Владимировна открыла сразу, словно ждала гостей.

— Здравствуйте, сегодня мы должны с вами подъехать в морг для опознания тела вашего мужа.

Реакция вдовы была примерно такой же, как и накануне, когда Зинаида сообщила ей о смерти мужа: ее глаза сделались круглыми, как два больших пятака.

— Да что вы такое говорите! А куда мне, в таком случае, девать ребенка? За ним ведь присмотр нужен, не везти же мне его с собой в морг? — растерянно посмотрела она на Зинаиду Борисовну.

— А он что у вас, в детский сад разве не ходит? — удивленно поинтересовалась лейтенант.

— Ходит, — последовал ответ.

— Ну так в чем же дело? Вот давайте вместе и отведем его.

— Хорошо, я сейчас его переодену, — продолжая буравить Зинаиду Борисовну выпученными глазами, ответила вдова.

— Это как вам будет угодно. Вы пока одевайте сынишку, на улице все-таки прохладно, а я вас здесь подожду, — отступила к порогу Кац.

Переодевание не заняло много времени. Мальчик послушно делал все, что от него требовалось: то подставлял ручку, то вытягивал ножку, не капризничал, когда его шею обматывали теплым, но колючим шарфом. Для своего возраста он был довольно терпелив. После того как отвели ребенка в сад — мальчик оказался молчаливым и за всю дорогу не проронил ни слова, — поехали в морг.

Тело Константина Григорьевича лежало в отдельном сыроватом помещении морга — небольшой комнатке, в которой могло вместиться от силы человек пять или шесть — и дожидалось опознания. Здесь уже их ждали майор Щелкунов и мрачный патологоанатом (худощавый мужчина лет сорока), стоявший в сторонке. Когда Зинаида и вдова Полякова подошли к трупу, Виталий Викторович внимательно наблюдал за Ингой Владимировной. Патологоанатом аккуратно убрал с лица покойника простыню, и майор с удивлением отметил, что Инга Владимировна посмотрела на лицо покойного с откровенной неприязнью, что так не похоже на эмоции вдовы.

«А ведь эта Инга совсем не любила своего мужа», — отметил он для себя и невольно перевел взгляд на Зинаиду. Лейтенант Кац в ответ лишь слегка кивнула. Оба подумали об одном и том же.

— Инга Владимировна, вы подтверждаете, что это ваш муж? — суховатым тоном спросила Зинаида.

— Да, подтверждаю, — глухо ответила Инга Владимировна и быстро отвернулась. — Это мой муж.

На опознание ей предъявили также одежду покойного Полякова, лежавшую здесь же небольшой аккуратной стопкой, которую вдова так же без колебаний признала:

— Да, это одежда Кости.

После предъявления гардероба Зинаида Борисовна попросила Полякову проехать в управление для снятия допроса под протокол. Это предложение было формальным, но необходимым: даже если бы вдруг она стала отпираться, то ей все равно пришлось бы последовать в управление для дачи показаний. Таков порядок.

В допросной комнате лейтенант Кац заняла место за небольшим столом; Инге Поляковой предложила присесть напротив нее. Зашедший в допросную майор примостился в уголке комнаты и принялся внимательно слушать…

— Назовите свое имя и ответьте, сколько вам полных лет, — попросила, макнув ручку в чернильницу, Кац.

— Меня зовут Инга Владимировна Полякова, в девичестве моя фамилия — Фоменко, мне двадцать восемь лет.

— Чем вы занимаетесь? — последовал второй вопрос.

— В настоящее время я ухаживаю за ребенком. Домохозяйка…

Задавая простые вопросы, Зинаида Борисовна невольно рассматривала сидящую перед собой молодую, не лишенную очарования женщину. Одевалась она броско, со вкусом: на ней было бирюзовое демисезонное пальто из тонкой шерсти, с крупными бледно-розовыми перламутровыми пуговицами; на ногах модные демисезонные черные туфли на плоской подошве с закругленным мыском. Небольшие овальные ушки украшали золотые серьги с блестящими красными камешками; на ухоженных пальцах два золотых перстенька; на шее колье — золотая цепочка с небольшим сердечком посередине. Если все эти украшения сложить, то получится весьма внушительная сумма. Откуда у обычной домохозяйки столь изысканные украшения и откуда деньги на них? Учитывая, что ее муж работал учителем-педагогом в техникуме (даже не в институте!), пусть и на должности заместителя директора, он вряд ли был способен столь фасонисто одевать свою супругу и покупать дорогие подарки. Может, в свободное от основной работы время он «подрабатывал» спекулянтом где-нибудь на рынке? Тоже как-то не очень вяжется… В таком случае, откуда он находил время для своей коммерции, будучи целыми днями занятым в техникуме?

Решив поинтересоваться этим вопросом позже, Зинаида Борисовна продолжила допрос:

— А кроме преподавательской деятельности ваш покойный муж занимался еще чем-нибудь?

— Не знаю… Я никогда не вникала в его дела, — пожав плечами, бесцветным голосом ответила Полякова.

— Понятно. А какие обязанности у вашего мужа были в техникуме как у заместителя директора?

— Тоже не могу сказать. Наверное, как-то связано с хозяйством.

— Ну а можете назвать хотя бы предмет, который он преподавал? Наверняка он вам что-то рассказывал о своей работе, — продолжала допытываться у вдовы Зинаида, но, как оказалось, безрезультатно.

— Я мало интересовалась этим… То ли детали машин, то ли историю, — равнодушно промолвила Полякова, назвав два предмета, находящиеся в совершенно разных областях знаний.

— А вы можете сказать, как ваш муж оказался в лесопарковой зоне недалеко от городской клинической больницы?

— Для меня это тоже большая загадка, — снова пожала она плечами. — Он должен был быть или дома, или на работе.

— Как же это вы не интересовались делами своего мужа, как будто бы он вам совершенно посторонний человек? — не сдержавшись, с упреком в голосе спросила Зинаида.

— Такие вещи в нашей семье были не приняты. И потом, у меня всегда находились собственные дела… Хотя бы даже присмотр за ребенком. Зачем же в таком случае мне что-то выспрашивать у него, — холодно ответила вдова. — Он знал, что ему следовало делать. Если у вас ко мне больше нет вопросов, я хотела бы уйти. Мне нужно забрать сына из детского сада.

— Да, конечно. — Подписав пропуск, Кац протянула его Поляковой. — Можете идти, мы вас больше не задерживаем.

Взяв разрешение на выход, женщина быстро вышла из кабинета.

— Ну и какое у тебя впечатление об этой… дамочке? — спросил Щелкунов.

— Дела мужа и он сам ее совершенно не интересовали, — ответила Зинаида. — У меня сложилось впечатление, что ее вообще мало что в жизни интересует. Разумеется, кроме нее самой! Похоже, что этому интересу она посвящает все свое время…

Виталий Викторович одобрительно кивнул:

— У меня сложилось примерно такое же впечатление.