Искатель, 2002 №12 - Анна Витальевна Малышева

— Потому что никто другой не согласился. Знаешь, тут особенно не из чего выбирать.

Она опомнилась и деловито открыла сумку.

— Ну, вот что, я сюда не на каникулы приехала. Хочу тебе кое-что показать. Я была у юриста, и он объяснил мне, каким путем нужно идти. Если ты не можешь выяснить имя и гражданство отца, можно действовать иначе. Например, заявить, что…

Она углубилась в юридические термины, но я почти не слушал, с наслаждением глядя на ее густые рыжеватые волосы, нежное лицо, серьезные серые глаза. Господи, какой прекрасной она мне показалась! Еще прекраснее, чем прежде. Конечно, это произошло потому, что я невольно сравнивал ее с уродиной, которая, судя по звукам, сейчас разносила на части кухню, но все же… Я был влюблен, как никогда. Влюблен заново.

— И ты должен вернуться со мной в город, — деловито завершила она, складывая бумаги. — Это глупо — прятаться от проблемы. Ее все равно нужно решать.

— Здесь — не нужно, — с улыбкой ответил я, обводя взглядом стены.

— Но тут невозможно жить, — бросила она, закрывая сумку. — Видишь, я даже вещей с собой не взяла. У тебя ведь есть машина? Быстренько собирайся, мы еще успеем к вечернему поезду.

Я был ошеломлен таким напором. В глуши, где часы и минуты никакого значения не имеют, постепенно привыкаешь к другому ритму и к другим ценностям. Сейчас, вспоминая о своей городской депрессии и о стоянии в очередях, я не мог поверить, что все это происходило со мной. То был не я, не я настоящий. Мое место оказалось здесь, и хотя такой жизни вряд ли бы кто-то позавидовал, мне тут было почти хорошо.

— Давай немного подумаем, — выдавил я наконец. — Это ведь не так срочно.

— Как раз срочно, у меня лекция завтра в полдень, — отрезала Александра. — И я не собираюсь ее пропускать. Ну, где твои вещи? Я помогу собраться. А эту, — она резко обернулась в сторону кухни и сделала гневный жест, — отпусти туда, откуда она явилась.

— Но я не могу так сразу!

— Если ты не уедешь со мной, я уеду одна! Сегодня же вечером!

Это меня добило. Я вышел в кухню и увидел мою дурочку, скорчившуюся на табурете перед окном. Она тяжело вздыхала, бессмысленно глядя на чисто подметенный двор.

— Ты все слышала? Поняла что-нибудь? — спросил я, останавливаясь у нее за спиной.

Кивок и новый вздох. Вздыхать, она умела так выразительно, что это вполне заменяло ей речь.

— Получишь жалованье за полный месяц и даже, — заколебался я, — еще за месяц вперед. Ведь я должен был предупредить тебя об увольнении. Вот, бери!

— А-оо… — простонала она, отворачиваясь от моей руки с деньгами.

— Прекрати эту комедию!

Служанка упорно сидела ко мне спиной. Мне было ее невыносимо жаль. Как видно, она была счастлива в моем доме, несмотря на все его убожество. Кто знает, что ждало ее в родной деревне? Побои, голод, унижения?

— Вечером ты возьмешь свой мешок и уйдешь отсюда, — повторял я. — Я уезжаю, тут никого не останется. Я уезжаю навсегда, поняла?

На пороге кухни появилась Александра.

— Да, не слишком много у тебя барахла. Я все уже собрала. Иди посмотри, может, возьмешь что-то еще?

Дурочка съежилась, услышав ее голос. Александра покачала головой, глядя на нее, и молча исчезла.

Через час мы с ней слегка поссорились. Я попытался оказать сопротивление и уговорить ее повременить — хотя бы, переночевать здесь. Дурочка слонялась по двору, то и дело закатывая глаза к небу и издавая скулящие звуки — выла, как собака по покойнику. В ответ на мои робкие возражения Александра вспыхнула как порох — это за ней водилось:

— Я не собираюсь потакать твоим глупым фантазиям! Если ты не вернешься в город сейчас, не вернешься уже никогда!

— А может, мне и не нужно возвращаться, — не сдавал я позиций. — В городе я был болен, а тут — смотри — совершенно пришел в себя!

— Пришел в себя?! Да ты с ума сошел! — возмущалась она. — Если общество этого кретинского создания тебе дороже университетских друзей и меня, тогда…

— Да вовсе не дороже, просто я не могу вот так сразу…

Она махнула рукой.

— Как знаешь. Но я уеду, предупреждаю тебя! Уеду одна!

Мне в голову пришла блестящая мысль. Я предложил компромисс — она уедет сегодня вечером, а я последую за ней в ближайшие дни. Она ведь должна понять, что я не могу бросить этот дом на произвол судьбы. Тут нужно кое-что сделать, позаботиться о сохранности вещей, продуктов, известить почтальона, чтобы больше не доставлял газету… Да мало ли что еще!

Александра была в бешенстве. Она твердила, что я сошел с ума, и наконец хлопнула дверью, уединившись в ванной комнате. Я вышел в огород и покопался там немного, чтобы успокоиться. В доме было тихо, на переднем дворе — тоже. Такой тишины мне больше нигде не найти. Я поднял глаза и увидел двух птиц, лениво пересекающих бледное жаркое небо. Хотел ли я возвращаться? Должен ли был? Я уже и сам не знал.

Только через два часа, приведя в порядок несколько грядок, я решился войти в дом. Моя идиотка деловито копошилась на кухне, отскребывая от нагара ржавую кастрюлю. Ее котомка лежала в углу наготове.

— Где она? — спросил я.

Служанка грустно посмотрела на меня и указала пальцем в сторону калитки, видной из окна.

— Ушла?!

Та закивала и снова сгорбилась над кастрюлей. Я обежал дом, затем выскочил за ворота. Александры не оказалось нигде. Правда, багажа у нее с собой не было, одна дамская сумка, но как же она должна была рассердиться, чтобы уйти пешком, в такую даль, по дикой жаре! И даже не попросила меня подвезти ее до станции!

Я завел машину и бросился в погоню, но до самого поселка не увидел ни одного человека. Был самый жаркий час, и все как будто вымерло. В поселковом магазине, стоявшем у дороги, мне сказали, что такой женщины не видели, но за это время проехало два грузовика. Возможно, она была в одном из них. Я вернулся домой с тяжелым сердцем и накричал на мою бедную дуру, которая ровным счетом ничего не соображала и только жалобно попискивала, скорчившись в углу и обняв свою нищенскую котомку. Она вылезла оттуда только вечером, когда я зажег лампу и сел читать. Мне ничто не лезло в голову, и я волей-неволей смотрел на дурочку, уютно устроившуюся на полу у