Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

закрутились бы колеса. Чем занимался последнее время подполковник, кому мешал? На тебя бы вмиг выскочили. Нет, мы верно сработали. Пьянка хоть и не уголовщина, но сегодня для партийного криминала хуже некуда. Друзья ему поверят, так, полагаешь, у него врагов нет?

– Хорошо, – согласился Лебедев. – Зачем тебе уезжать? Несколько дней он будет по коврам ходить, отписываться.

– А потом? Он же сразу кинется меня искать.

– Ну, найдет, – кивнул Лебедев. – Посмотришь в его проницательные глаза и спокойненько скажешь, как он в ресторане неожиданно выпил изрядно, ты помог ему сесть в такси.

– И он поверит?

– Конечно, нет, – Лебедев ласково улыбнулся. – Мне хочется на товарища после вот этой истории взглянуть. А вдруг его так начальники тряхнут, что он помягчает? Человек, Ваня, по своей природе – загадка, всякое может случиться. И ты тут очень пригодишься.

Юрий Петрович взял лежавшую на серванте книгу, вынул из нее сберкнижку.

– Тут пять тысяч, получи, разделим поровну, поживем – увидим.

Иван задумался, сел в низкое кресло и, нарушая собственный запрет, выпил. «Спокоен старый и умен, тут слов нет, партнер сильный, одно плохо – не боится меня», – рассуждал Иван. Все козыри у него на руках, а так вести игру не годится – наверняка проиграешься.

Он привык, чтобы его боялись. Еще лет двадцать назад, когда Иван Лемешев служил в дальних жарких краях охранником у хозяина, который, считай, целую страну в руках держал, и тогда его, человека с виду неприметного, все боялись. В загородной резиденции имелся тир, где Иван тренировался; не многие видели, но все окружающие знали, как он стреляет. Хозяин повелел – и двух неугодных нашли с простреленными головами. С тех пор пуля в черепе стала фирменной печатью Ивана Лемешева, так на товарах пишут: «мэйд ин…» Жилось Ивану безбедно, прокуратура и розыск не беспокоили, все знали, но старались Ивана не замечать. Когда же во время своих визитов в резиденцию продавшиеся чины сталкивались с ним, Ивану доставляло удовольствие распахнуть дверцу машины, заглянуть гостю в лицо и, низко кланяясь, улыбнуться.

Жизнь была красива, но, конечно, не такая, как в старые добрые времена, о которых Иван только слышал. В те годы человек с пистолетом ел из одной миски с богом, но Иван те времена не застал, сравнивать не мог, власть, которой обладал, его устраивала. Хозяин его ценил не только за невозмутимую дисциплинированность в работе и искусную стрельбу: Иван не понимал местного языка, был молчалив и одинок, и эти качества хозяина тоже очень устраивали. Но однажды в загородной резиденции появилась новая молодая женщина, которая приобрела над хозяином власть, и вскоре Иван был вынужден со своего поста уйти. За что «новая» его невзлюбила, Иван не ведал, противиться не посмел, так как порядок знал, да и на всю челядь «короля» патронов не хватит.

Он поселился под Москвой, устроился на работу, но связь с прежним окружением не порвал, и его время от времени приглашали для улаживания деликатных вопросов.

Иван Лемешев привык, что его боятся; Лебедев поначалу тоже испугался, но теперь забрал власть, смотрел в глаза спокойно и даже пренебрежительно.

– Ты не заснул? – грубо прервал его размышления Лебедев.

– Устал, – неожиданно для себя признался Иван. – И мент твой мне надоел. Может, пошлем его к чертовой матери, ничего он нам не сделает. Я уеду, ты останешься, поживем тихо, осмотримся; суд на юге закончится, и все утихнет.

Предложение, конечно, было соблазнительное, но принять его Лебедев не мог. Он Гурова боялся; пока ситуация с подполковником окончательно не разрешится, отпускать Ивана не следует.

– Ну а если он что-нибудь на нас раскопает и республиканской прокуратуре новый материал подбросит? Наших друзей прижмут покрепче, и они заговорят в полный голос? Тогда как с нами будет?

– Не заговорят, – уверенно ответил Иван. – У тебя касса, а меня назвать все равно что застрелиться.

Верно, логично рассуждал Иван, Юрий Петрович готов был согласиться, одно покоя не дает. Ситуация настолько проста и очевидна, что Гуров ее просчитал давным-давно. Тогда почему он не успокаивается и прет как танк? Подполковник не дурак, одними эмоциями руководствоваться он не станет, что-то он знает Лебедеву неизвестное. Кроме того, очень уж хотелось сыщика захватить и перевербовать. В ресторане Лебедев увидел в глазах сыщика уверенность и непримиримость, но они ярко вспыхнули и погасли. А в принципе Гуров производил впечатление человека надорвавшегося, потерянного. Возможно, этот яркий всплеск как девятый вал? Поднялась буря до своего предела и на спад пошла? Сейчас он в изоляторе «протрезвеет», а начальство его идеализм окончательно похоронит. Подловить его на слабости и подкупить… Что угодно, но двойную игру Гуров вести не будет, если возьмет и скажет «да», можно не сомневаться.

– Ты сам-то не двинулся с ума ненароком? – усмехнулся Иван. – Глаза закатил, улыбочка, как у идиота.

– Поздно, спать пора, – Лебедев посмотрел на часы. – Решишь остаться – две с половиной мне завтра занесешь. Уедешь – я тебе эту мелочь дарю, только больше ко мне не обращайся.

– Как бы ни решил, позвоню, – Иван пошел к двери, рассмеялся. – А товарища подполковника мы с тобой неплохо упаковали, будет что на старости лет вспомнить…

Гуров, надев адидасовский костюм, который ему подарила жена, устроил совершенно бессмысленную генеральную уборку. Сегодня в него вселился ранее неведомый бес противоречия, и Гуров занимался мазохизмом. Так, он терпеть не мог этот удобный и элегантный костюм, потому что, облачившись в него впервые на Черноморском побережье, стал похож на студента стройотряда. С небольшой разницей: костюмы студентов свидетельствовали об их причастности к труду, а фирма «Адидас» была клеймом мещанского благополучия.

Гуров бесчисленное количество раз прокручивал в памяти и восстанавливал свои слова и поступки за последние дни. Все вроде делал правильно, а в финале сплошной позор. Конечно, ход с вытрезвителем предугадать было сложно, но что пить он будет только налитое из общей посуды, Гуров вчера решил твердо, потом забыл, расслабился, прошляпил. «Кретин, урод, растяпа, – клеймил он себя. – Сделай хоть что-нибудь полезное».

Он терпеть не мог убираться, да и никакой необходимости в этом не было; девочки уехали недавно, и квартира находилась в отличном состоянии. Однако, натянув ненавистный костюм, он вытащил из стенного шкафа ведро, веник, тряпки и начал мыть сначала чистую ванную, затем кухонную плиту, которую не успел еще ничем залить и испачкать. Гурову мешал и одновременно помогал телефон, осуществлявший связь с внешним миром. Раздавался звонок – и Гуров с легким сердцем и